Это в мужском понимании между женщинами не может быть дружбы — а у самих женщин на этот счет гораздо более сложное мнение… Дружба — не дружба, а приятельницы все-таки поверяют друг дружке разные сердечные и не только сердечные тайны — причем такие, какие из мужика подчас только пытками вытянуть можно…

Короче говоря, не удержалась Мила Карасева и устроила небольшой «девичник» — отвальную, так сказать. Разумеется, для очень ограниченного «контингента», в который вошли пятеро ее «коллег» — других-то подружек в Питере у Люды не было.

«Сестричкам по ремеслу» Мила и объявила о своем предстоящем отъезде, сказала, что решила счастья в Москве попытать, потому что в Питере «совсем жизни не стало», а в столице — там, может, все по-другому повернется… Нет, в подробности Карасева не вдавалась и о крупной сумме в долларах, имевшейся у ней, не обмолвилась ни словом — наоборот, Люда напустила романтического тумана, намекнула, что у нее в Москве один «серьезный и положительный человек» появился, готовый принять ее такой вот, какая она есть… Подружки ахали, переживали, сочувствовали и поддерживали Милу — на словах… Все ведь знали, как доставалось Медалистке от Плейшнера, Милка же с Некрасовым подчас «одна за всех» отдувалась…

В общем, хорошо просидели девочки — всплакнули, как водится, пожелали Люде счастья и удачи на новом месте, просили звонить, не забывать, обещали «помочь, если что». Милка растрогалась, расслабилась, разревелась — так, будто родительский дом собиралась покидать… И не заподозрила она ничего дурного, не толкнуло ее ничего в сердце, не почуяла Карасева беды… А из пяти ее «подружек» две — Анжелика и Кристина (в миру — Ирина и Лена) были девушками довольно «тертыми» и не по годам сообразительными. Они сразу смекнули, что раз Медалистка «отчаливать» собралась — стало быть, скорее всего, кой-какой капиталец откуда-то у нее появился… Может, Милка «клиента» какого-нибудь «лошистого» сумела «шваркнуть», может, по-другому как-то ей фортуна улыбнулась, но уверены были Анжела с Кристиной, что лежат где-то в квартире Медалистки деньги… Даже если и клиента богатенъкого не было, когда насовсем откуда-нибудь снимаешься — обязательно разное барахло в наличность обратить нужно, все ведь с собой не потащишь… Еще во время застолья Анжела с Кристиной, выскочив на кухню, успели обменяться мнениями — надо сказать, что эти две «дамы» давно «работали» в паре и понимали друг друга с полуслова… Вот и в этот раз Кристине не пришлось убеждать Анжелику в том, что в Милкиной «хате» неплохо было бы провести небольшой «шмон». Если у Медалистки чего-то в Москве нарисовалось — какой-то мужик разнеможный, — так с нее все равно не убудет, а им, Кристинке с Анжелкой, еще в Питере долго «на спине работать»… И вообще, еще амеба, как известно, завещала делиться — и разделилась пополам. А потом — еще раз пополам. И так далее…

Сказано — сделано… Под конец «девичника» уже капнула Кристинка незаметно Милке в рюмку чуток снотворного сильнодействующего, такого, чье действие алкоголем только усиливается… Люда, когда девочек провожала, уже зевала вовсю — и никто этому не удивлялся, ясное дело, нервы. С «нервов» часто в сон тянет…

Закрыла Мила за девчонками дверь — и совсем ее разморило, даже сил на уборку не осталось. Так и прикорнула она на диванчике — и уснула глубоко-глубоко. Так глубоко, что не слышала, как часа через полтора после того, как все девчонки разбежались, вернулись Анжела с Кристиной. Эта парочка в дверь звонить не стала — подружки открыли несложный замок отмычкой, а цепочку Милка сама набросить забыла… «Шмон» проводили быстро и умело, знали, что Медалистка спит так, что ее еще несколько часов и пушки не разбудят.

И нашелся тайничок заветный, в который Карасева доллары спрятала… «Тайничок» тот был — смех один, Милка к шторе у стены сверху карман пришила, там денежки и лежали… Надо отдать Анжеле с Кристиной должное, убивать они Милку не стали, хотя и была такая идея — очень уж девушки разволновались, когда «бакинские» пересчитали… Был соблазн — взять все, открыть газовый вентиль на кухне и уйти по-тихому, закрыв за собой дверь… Кто потом что докажет? Про эту «нычку» долларовую остальные участницы прощального банкета не знали — а Анжела с Кристиной, кроме денег, из Милкиных вещей ничего брать и не собирались, так что ограбление бы никто и не заподозрил… Но, подумав, напарницы все-таки «застремались» — не звери же они, в конце-то концов, да и Милка им не чужая… Кабы не жизнь такая сучья, так и «обносить» подружку Анжелка с Кристиной не стали, но в том-то и дело, что жизнь у них была — самая что ни на есть сучья…

Кристина и Анжела вообще проявили благородство — из пятидесяти шести тысяч долларов они взяли только пятьдесят, а «шестерик» оставили Медалистке на «разживу» — последнее забирать грех, это все знают…

А потом напарницы ушли по-тихому, аккуратно захлопнув за собой дверь.

Не дай Бог никому такого пробуждения, какое у Людмилы Карасевой на следующий день выдалось — и так-то она себя чувствовала отвратительно, а уж когда в дорогу начала собираться и исчезновение пятидесяти тысяч долларов обнаружила — тут, вообще, на нее словно стена упала…

Мила всю квартиру перерыла, она то плакала, то истерично смеялась… Хотела было подружкам звонить, да не стала — какой смысл? Помнила ведь хорошо, как сама всех проводила, как дверь закрывала… Если и «обнесли» ее ночью — так кто же в этом сознается…

И Андрею Обнорскому Люда не позвонила — не смогла себя заставить, очень уж ей стыдно было… Он ей «новую жизнь» на тарелочке принес, а она… С горя и обиды напилась Милка, а потом на улицу ее понесло, а там — словно затмение какое-то нашло, решила она точку в дурацкой своей жизни поставить.

В каком-то дворе сняла Медалистка бельевую веревку, что меж двух столбов натянута была, и отправилась в ближайший парк вешаться… Она никого вокруг не замечала, поэтому и самоубийство не удалось — люди помешали, заметили, успели из петли вынуть…

Потом Карасеву в больницу отвезли — а там выяснилось, что у Милки что-то с головой случилось… Короче, передали ее спустя некоторое время на Пряжку, а проще говоря, в сумасшедший дом — туда, кстати, и положено «самоубийц-неудачников» доставлять для лечения и реабилитации. Считается ведь, что если человек надумал счеты с жизнью свести, значит, у него точно «крыша поехала». И аргументы насчет того, что «крыша» на месте, а вот жизнь «поехала» действительно и уехала совсем — такие аргументы в расчет не принимаются… Жить не хочешь — значит сумасшедший. И точка.

Вот в психушке на Пряжке и нашел Череп Людмилу Карасеву — он умел искать людей, он был настоящим профессионалом…

Забрать Милку из больницы особого труда не составило — начальник личной «контрразведки» Антибиотика обладал достаточными связями и материальными ресурсами для решения такого пустякового вопроса… У Карасевой неожиданно появился двоюродный брат с правами опекунства — он просто жаждал позаботиться о «сестричке» в домашних условиях… А Мила вела себя тихо, не буянила, опасности для окружающих не представляла — в общем, выпустили ее из больницы.

Ну, а дальше… Дальше ею занялись опять-таки врачи — настоящие врачи, с дипломами, с большим опытом, даже с учеными степенями. Двое их было, и оба работали на Черепа уже много лет — за страх и за хорошие деньги… Эти два «Гиппократа» вывернули надломленное сознание Милки буквально наизнанку. Измученная полусумасшедшая девушка рассказала все о том, что больше всего интересовало Черепа — а интересовало его в первую очередь, конечно, то, откуда к ней попали бумаги «водочного контракта»…