— Придвигайтесь ближе, друзья мои, и выкладывайте все, что у вас на уме. — Родриго с пакостной улыбочкой подлил себе в кубок вина. — Ничто не веселит меня так, как выгодный сговор.

— Мое сердце бьется так сильно, что вот-вот выпрыгнет из груди, — призналась я Лоренцо.

Мы въехали в Милан через южные врата. Бремя лет все тяжелее сказывалось на мне, но предвкушение встречи с Леонардо после едва ли не десятилетней разлуки будто снова вернуло мне молодость. Мы приехали сюда вдвоем с Il Magnifico в удобной закрытой карете, в которой он теперь обычно путешествовал. Путь от Чианциано до Милана занял три дня, и мой возлюбленный вдоволь настрадался от вездесущих дорожных ухабов и рытвин.

Я раздвинула оконные шторки и по городскому шуму и многоголосью убедилась, что жизнь и торговля в Милане, почему-то расположенном, несмотря на величину и значимость, вдали от рек и озер, более того, воздвигнутом для пущей безопасности на высоком холме, бьют ключом. Его улочки, узкие и довольно грязные, напоминали запутанный лабиринт, нисколько не похожий на строгий порядок флорентийских проспектов. Дома здесь строили из серого камня и рыжевато-бурого кирпича, некоторые насчитывали не одно столетие, другие успели обзавестись прекрасными новыми фасадами. Там и сям пестрели зеленью и цветами ухоженные садики. По дороге нам пришлось протрястись по бессчетным мостикам, перекинутым через неширокие каналы.

— Катерина, взгляни направо.

На красивом современном строении значилась вывеска: «Банк Медичи».

— Будь добра, предупреди кучера, чтобы здесь не останавливался.

Я исполнила его просьбу — наше прибытие в Милан оставалось тайной почти для всех. Мы проехали еще несколько кварталов и оказались на большой площади.

— Сейчас увидишь, — подготовил меня Лоренцо. — Дуомо всех ошеломляет.

Невзирая на готовность удивляться, я все же невольно разинула рот при виде исполинского собора, завораживавшего и нежной окраской бело-розового мрамора, и затейливостью декора. Возносящиеся ввысь шпили и контрфорсы, увенчанные стройными остроконечными башенками, создавали иллюзию французского кружева — какой контраст с угрюмыми аскетичными фасадами флорентийских церквей! Такое можно было вообразить себе разве что в видениях, навеянных гашишем.

— Готское влияние, — едва слышно произнес Лоренцо.

Я поняла, что он очень ослабел в дороге.

— Мы почти приехали, любимый, — подбодрила я его. — Леонардо живет на южной оконечности Кафедральной площади.

Наш скромный кортеж пересек ров и сквозь ворота крепостной стены въехал на просторный мощеный двор. Портики по периметру кичливо нависали над длинным рядом стойл. Высокая каменная башня отбрасывала спасительную тень. Леонардо в письмах пояснял мне, что обосновался в старом герцогском особняке: Il Moro облюбовал себе другой, а прежний уступил ему. Несмотря на некоторую обветшалость и отсутствие придворной суеты — неотъемлемой принадлежности всех знатных особ, — колоннады галереи по-прежнему поражали своим величием.

«Леонардо держит боттегу в герцогском дворце!» — подивилась я про себя.

— Мамочка!

Услышав знакомый голос, я распахнула дверцу кареты и тут же оказалась в крепких сыновних объятиях. Вдохнув свежий запах розовой воды, я сразу успокоилась, но окончательное умиротворение ощутила, лишь разглядев сына как следует: его добрые меланхоличные глаза, прихотливый изгиб чувственных губ, высокие скулы и тонкий аристократический нос. Роскошная волнистая шевелюра свободно ниспадала ему на плечи, и я в который раз благоразумно удержалась от укоров по поводу окладистой бороды, с которой он, по-видимому, окончательно сжился. Но мне не нравилось то, что волосы почти полностью скрывали красоту его лица. Зато какой дорогой и модный был у Леонардо наряд! На его высокой широкоплечей фигуре превосходно сидел искусно сшитый из ярко-желтого атласа колет, чулки светлее тоном красиво обтягивали мускулы ног. Вдобавок я впервые приметила на его руках кольца — по одному золотому гладкому кольцу на каждом пальце.

— Ты, дядюшка, все такой же красавец! — заявил Леонардо громко, чтобы слышал подошедший приветствовать нас Зороастр.

Подмастерье, так и не изменивший черному цвету, помог Лоренцо выбраться из кареты и дал возничим указания относительно дорожной клади и лошадей. Мой сын обнялся с Il Magnifico, и я увидела, как в его чертах на миг запечатлелась искренняя печаль сопереживания страданиям давнего друга. Зная, впрочем, что мой возлюбленный не потерпит ни малейшей жалости к себе, он тут же радушно заулыбался Лоренцо и предложил:

— Пойдемте, я покажу вам свои хоромы.

Вместе с Зороастром они ввели нас в помпезные двери парадного входа, и мы оказались в необъятном зале с высокими потолками, из которого вели коридоры в многочисленные флигели.

— Однажды в северное крыло на время подселили герцога Джана с Изабеллой, — рассказывал Леонардо. — Занимательные, признаюсь, были соседи! Очень сердились на Il Moro — и догадываюсь, что поделом — за то, что их выгнали из королевской резиденции и вынудили жить рядом с придворным живописцем.

— Еще бы, так оскорбить законного правителя Милана! — согласился Лоренцо.

— А теперь? — не выдержала я.

— А теперь их услали еще дальше от двора — в Павию.

— Безжалостный у тебя покровитель, Леонардо, — заметил Лоренцо. — Хорошо, что к тебе благоволит Il Moro.

Затем мы осмотрели studioli — ряд комнат-мастерских, предназначенных для самой разнообразной деятельности. В одной перетирали краски и варили глазурь, в другой обтачивали и полировали куски стекла, превращая их в линзы, третья вмещала различные механизмы и устройства — от шкивов с канатами и лебедок до мелких винтиков и болтиков.

Проходя мимо лаборатории, по виду явно алхимической, мы увидели в ней юного ученика — тот оживлял едва тлеющий очаг, лениво ворочая рукояткой мехов.

— Пошевеливайся же, Марко! — крикнул Зороастр и пошел к мальчику, который заранее съежился в ожидании нахлобучки.

— Мы не все посмотрели, — поторопил нас Леонардо. — Впереди еще столько всего!

Мы продолжили путь по коридору. Леонардо распахнул дверь в просторную комнату, оказавшуюся гардеробной, забитой причудливыми красочными одеждами — мужскими, и женскими, и даже звериными, с перьями и остроклювыми масками, абсурдными и прекрасными одновременно. Меня с неудержимой силой потянуло в эту комнату, и Леонардо последовал за мной.

— Ты ведь знаешь, что я церемониймейстер у Il Moro, — пояснил он.

— Ах, это для спектаклей!

— И для свадебных шествий. Нынче у нас что ни день, то свадьба: у Лодовико с Беатриче д’Эсте, у Джана с Изабеллой. А сейчас мы готовим празднества по случаю венчания Бьянки Сфорца.

— Зрелище, я думаю, будет незабываемое, — подошел к нам Лоренцо. — Владыка Священной Римской империи женится не каждый день. Ты видишь Максимилиана хоть изредка?