Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти отнюдь не комплиментарные по отношению к отчизне стихи Блок печатает под названием «Россия» в сентябре 1914 года в газете «Русское слово» вместе с другим, столь же далеким от ура-патриотизма стихотворением «На войну» (впоследствии стало именоваться по первой строке — «Петроградское небо мутилось дождем…»). Оно о проводах военных эшелонов, которые он наблюдал сам, внутренне сживаясь с уезжающими на гибель:
В августе Блок работает в «попечительстве» — в Комитете помощи семьям «запасных» проводит обследования, собирает денежные пожертвования. С этим периодом связан такой абзац, такой «кинокадр» из уже упоминавшегося выше мемуарного очерка Ахматовой: «А вот мы втроем (Блок, Гумилёв и я) обедаем (5 августа 1914 г.) на Царскосельском вокзале в первые дни войны (Гумилёв уже в солдатской форме). Блок в это время ходит по семьям мобилизованных для оказания им помощи. Когда мы остались вдвоем, Коля сказал: “Неужели и его пошлют на фронт? Ведь это то же самое, что жарить соловьев”». (В записной книжке Блока: «Встреча на Царскосельском вокзале с Женей, Гумилёвым и А. Ахматовой». Значит, среди обедавших был еще и Е. П. Иванов, но из памяти Ахматовой он через полвека выпал.)
С сентября Блок ходит в академическую библиотеку, готовя издание стихов Аполлона Григорьева. Любовь Дмитриевна, выучившись на сестру милосердия, 3 сентября отбыла в действующую армию. Госпиталь, в котором она служит, организован на средства Терещенко. Блок пишет ей заботливые и бодрые письма во Львов, где дислоцирован госпиталь. С Дельмас отношения продолжаются, но со стороны Блока они как бы расторгнуты. Он одинок и свободен.
И эмоциональной доминантой его жизни этой осенью становится именно «влюбленность» в Россию, по точному выражению Гиппиус. Чувство абсолютно бескорыстное, свободное от какого бы то ни было расчета. «Патриотическую» карту служители муз часто разыгрывают с целью получения дивидендов — моральных, а то и материальных. Блок же — наоборот — свою славу свой престиж певца Прекрасной Дамы и Незнакомки в известной мере приносит в жертву, желая привлечь читательское внимание к гражданской тематике с ее горьким привкусом. Редакторы, настроенные на конъюнктурный «позитив», не всегда встречают блоковские стихотворные думы с распростертыми объятиями. Без особого энтузиазма публикует Маковский в «Аполлоне» стихотворение, которое потом станет легендарным (с 1916 года оно будет сопровождаться посвящением З. Н. Гиппиус):
(«Рожденные в года глухие…»)
Эта война лишь потом будет названа «Первой мировой» и осознана как фатальная веха истории человечества. Блок уловил всемирное ощущение «роковой пустоты» уже на второй месяц военных действий. Первая строфа давно сделалась расхожей цитатой, причем, повторяя ее, многие не задумываются: «рожденные в года глухие» и «дети страшных лет России» — одно ли и то же? Или речь о двух поколениях? Для современников это было не вполне ясно, и гимназистка О. А. Кауфман в 1916 году обращается к Блоку с письмом по этому поводу Блок дал ей ответ неоднозначный: с одной стороны: «деление на поколения условно», с другой: «… на лицах вашего поколения я вижу “кровавый отблеск” и “роковую пустоту за ним”» [35].
Глядя на ситуацию из XXI века, можно сказать, что две возможные трактовки первой строфы в стихотворении музыкально уравновешены. А судьбы двух поэтических поколений – символистского и акмеистического – в итоге исторически слились. Это обозначил уже август 1921 года: Блок, Гумилёв…
Выясняя в 1914 году отношения с Россией, Блок оглядывается на свое прошлое, на старые незавершенные замыслы. В 1907 году у него был набросок о раскольниках-самосожженцах — теперь из него вырастает стихотворение «Задебренные лесом кручи…». О том, как в самой памяти природы таятся тревожные пророчества:
«Сжигающий» — важный эпитет, который уместно вспомнить и размышляя над финалом «Двенадцати».
А 3 декабря закончено шестнадцатистрочное стихотворение, начатое еще двенадцать лет назад. Тогда, в 1902 году, он сочинил четыре строки, начиная их по-разному: «Я пронес мое белое знамя…», «Я не предал тайное знамя…», «Я не отдал белое знамя…» Теперь начало получилось таким:
Белый цвет знамени здесь символизирует чистоту, одухотворенность, мистически-духовное начало, антитеза ему — черное, злое. Это потом уже под названием «Белое знамя» возникнет отделение черносотенного Союза русского народа (назвать черное белым — вечный демагогический прием), а во времена Гражданской войны блоковское «белое знамя» станет звучать как противовес всему «красному». Белый флаг еще бывает знаком признания поражения, сдачи на милость победителя, но к данным стихам это отношения не имеет.
«Ты», «с тобой» в первой строфе означает героиню первой книги стихотворений, Прекрасную Даму. Во второй строфе смысл местоимения радикально меняется, но переход музыкально гармонизирован. Стык неощутим, как и хронологический перерыв длиной в двенадцать лет:
В третьей строфе «ты» приобретает еще одно значение:
Через полтора с небольшим года Блок окажется на фронте, но ничего подобного у него там не сочинится. А тишину возле братской могилы и звуки солдатской песни он услышал, сидя за письменным столом в своем кабинете на Офицерской: «Весь день тружусь над стихами, потею, лишаюсь сил, завираюсь. Трубка снята». Это запись от 4 декабря 1914 года.