Хотя снижение цен на нефть, а также конвертация валютных кредитов в форинты, сопровождавшаяся ревизией условий кредитов, повысили покупательную способность беднеющих средних слоев населения на несколько сотен миллиардов форинтов и временно увеличили экономический рост, но это не меняет того факта, что за последние 25 лет Венгрия не смогла сократить своего отставания от стран – основателей Евросоюза. Больше того, начинает становиться драматическим и наше отставание от восточноевропейских стран – членов ЕС, особенно в сравнении со стабильно динамичным развитием Польши и Словакии.

Адекватной экономической базой автократии должна быть автаркия, так думает и Орбан, ведь в глубине души он не может примириться с тем, что в радиусе его политической власти экономика может функционировать не по диктуемой им логике. Этим и объясняется бесконечный ряд кампаний, посредством которых он хочет приструнить и обложить «данью» идеологически криминализированных игроков экономической сферы. Это одно из реальных препятствий, с которым столкнулся политический поворот, осуществленный с помощью парламентского большинства в две трети мест: правительство может единственным словом добиться повиновения госслужащих, но ни приказами, ни заклинаниями не сможет успокоить волнения на биржах. Институты мирового рынка оказываются сильнее законодательной власти автократа: сколько бы дыр он ни хотел заткнуть с помощью государственного насилия, сколько бы плотин ни воздвигал на пути рыночной логики, рынок пробивает все больше брешей в плотинах внеэкономического принуждения. Если же рынок не желает повиноваться неортодоксальному произволу автократа, то в ход пускаются параноидная теория заговора и сложившаяся на ее эмоциональной почве национально-освободительная борьба, а также все новые и новые средства административного принуждения.

Однако насилие, которое политика совершает над экономикой, как свидетельствует и памятная сталинская попытка построения «социализма в одной стране», имеет ограниченный эффект даже в крупных закрытых режимах. Венгрия в границах, установленных Трианонским договором, окончательно стала органической частью глобализованного рынка. Если руководители коммунистических режимов, закрыв границы, еще могли воспрепятствовать тому, чтобы граждане проголосовали против режима «ногами», то ныне в стране – члене ЕС никакое политическое вмешательство в экономику не может помешать предпринимателям и гражданам страны выразить свой протест вывозом капитала и сбережений за границу и эмиграцией.

Поскольку средства, имеющиеся в распоряжении режима, недостаточны по сравнению с его нуждами, а свобода их расходования сильно ограничена тем, что учреждения имеют фиксированные финансовые обязательства, об экономической самоизоляции не может быть и речи, самое большее можно выставить иголки, уподобившись политическому ежу. Парадоксальным образом свободу, служащую обогащению приемной политической семьи, прежде всего обеспечивают евросоюзные средства, от земельных субсидий сельскому хозяйству до крупных капиталовложений в развитие инфраструктуры. Стремление сделать использование этих средств независимым от соблюдения норм Евросоюза и его контроля неизбежно обостряет конфликт с Брюсселем. Лидеры крупных стран-доноров рано или поздно должны будут столкнуться со щекотливым политическим вопросом, до каких пор их налогоплательщики будут терпеть, что их деньги, вопреки целям евросоюзных субсидий, идут на личное обогащение бенефициаров венгерского мафиозного государства.

Постоянные «воинственные» мобилизации и демобилизации, происходящие под знаком национально-освободительной борьбы, имеют последствия не только для Венгрии. Параллельно с существованием венгерской идеологической и экономической пирамиды, на международной арене также имеется политическая пирамида с непрерывным повышением ставок, которую, пользуясь выражением Миклоша Харасти, можно охарактеризовать как «плавание в западной лодке с восточным ветром». Если во внутренней политике национально-освободительная борьба означает холодную гражданскую войну с целью покорения граждан собственной страны, то во внешней политике под вывеской национально-освободительной борьбы исполняется своеобразный «танец павлина»[264] в пограничье между трансатлантической и восточной ориентацией. Исполняя внешнеполитический танец павлина, Венгрия в своих отношениях с ЕС, как сказал Виктор Орбан, «должна в рамках очень сложного ряда тактических шагов смешивать элементы согласия, договоренности, несогласия и сопротивления»[265].Одной из фигур этого танца являются заявления типа «Нам не могут диктовать ни Брюссель, ни Москва»[266] и «Мы не станем колонией, венгры не будут жить под диктатом иностранцев»[267], a другой фигурой – выражения преданности Евросоюзу, например: «Конечно, нет сомнений в том, что нашим главным партнером остается сообщество стран, принадлежащих к Евросоюзу»[268]. Танец павлина нацелен на достижение политического равновесия, которое позволило бы выдаивать из Евросоюза средства таким образом, чтобы при этом приемная политическая семья могла свободно использовать их в своих частных интересах и для поддержания мафиозного государства.

Таким образом, наши связи с Евросоюзом одновременно становятся и вопросом идентичности: каково соотношение венгерской и европейской идентичности для отдельн взятого гражданина? Если исключительной, перечеркивающей все прочие ценности является первая идентичность, то Евросоюз для нас – лишь объект паразитирования, из которого нужно выжать все, что возможно, а взамен дать лишь столько, сколько необходимо. Это и есть политика «Фидес», неприкрыто ставящая «национальные интересы» выше всех ценностных соображений. Это – своеобразный кодекс воровской чести, согласно которому данное слово, моральные обязанности считаются действительными только в отношении нации, приемной политической семьи. Все остальные – не мы, другие, чужие, поэтому из всех ситуаций нужно извлекать максимальную пользу для себя. В этом помогает «венгерское хитроумие», раз уж нет сил на большее. Лес флагов, который образует сценический фон выступлений венгерского премьер-министра и в котором даже случайно нельзя заметить ни одного флага Евросоюза, ясно показывает позицию правящих ныне политических сил по вопросу идентичности.