– Желают ли господа ужинать? – заглянула в мои апартаменты горничная.

– Да, дорогая, – кивнул Калиостро. – Господин подполковник очень устал за сегодняшний день, а потому не забудь прихватить бутылочку хорошего коньяка. Так что, милорд Вальдар, записывайте меня волонтером. Не бойтесь, я не буду вам обузой. Мои медицинские познания вам известны, к тому же я неплохо разбираюсь в военном деле. Тем более что мой патент испанского полковника может быть весьма полезен, когда через два года Испания вступит в войну против Англии на стороне Франции.

В последнюю неделю апреля армия Пугачева начала прибывать в митавский лагерь. Здесь ее ждал двухнедельный отдых и дальнейшая отправка в неведомую доселе Русь Заморскую – землю, где реки текут молоком, где краюхи хлеба растут на деревьях и где, по уверению местных сказителей, до сих пор скитается, не слезая с боевого коня, могутный казак Илья Муромец. Уж и не знаю, кто был автором этой байки, но прохаживаясь вечером между казацкими кострами, я четырежды слышал складную историю о том, как прогнал хоробрый богатырь Илья Муромец Тугарина-царя за море-окиян да обвалился под копытами его гром-коня каменный мост, держащий земли, да с тех пор и нет пути назад защитнику земли Русской от злого ворога.

Насколько я мог понять, под мостом, держащим земли, подразумевался гипотетический перешеек на месте нынешнего Берингова пролива, поскольку до того маршрут отступления Тугарина-царя пролегал через леса темные, реки широкие, мимо озера хрустального да гор огненных, по снежному полю в зелен край.

С каждым днем войск в лагере становилось все больше. Встречая идущие ровным строем с песней казачьи полки, я не мог не дивиться произошедшему за последние месяцы чуду. Особое же удивление ждало меня, когда в один прекрасный день мне довелось присутствовать на учебных стрельбах пугачевской артиллерии, возглавляемой бывшим генерал-фельдцехмейстером России, бывшим фаворитом государыни Григорием Орловым.

Еще недавно двадцать четыре разнокалиберные пугачевские пушки, вывезенные из захваченных крепостиц, стреляли больше для шуму, чем в цель. Теперь же выросшая почти в три раза корпусная артиллерия, состоявшая из двенадцати – и шестнадцатифунтовых единорогов и пудовых мортир, выполняла сложнейшие маневры, как сопровождая огнем движение полевых частей, так и массируя огонь батарей на заранее указанных целях. Я любовался, как лихо снималась с передков конно-артиллерийская батарея, в упор осыпая картечью условного противника, как сквозь еще не рассеявшийся дым с гиком и свистом бросалась в атаку неудержимая казачья лава.

Григорий Орлов, еще недавно преуспевавший в паркетных маневрах, в одной рубахе, без камзола, носился меж батарей от орудия к орудию, что-то объясняя, указывая, беседуя с новоявленными канонирами и фейерверкерами. Казалось, он был абсолютно счастлив своим положением и менее всего сейчас напоминал вчерашнего придворного баловня. Наличие же рядом с ним молодого поручика графа Алексея Бобринского, похожего на генерал-фельдцейхмейстера как две капли воды, прибавляло ему сил и без того немереных.

Калиостро не соврал, через два дня после нашей встречи взмыленный фельдъегерь привез из Петербурга пакет с именным приказом, в котором его высокоблагородию подполковнику Камдилу оказывалась высокая честь представлять ее императорское величество при экспедиционном корпусе князя Заволжского, особо при этом надзирая за известными мне персонами. «Вот уж не было печали», – пробормотал я, прочитав высочайшее повеление.

– Участь самой толстой крысы, – похлопал меня по плечу Лис, – затыкать собой пробоину в судне. Обычно после этого корабль перестает тонуть. Шо я тебе скажу: между молотом и наковальней было бы спокойней.

Я с укором посмотрел на боевого товарища. Можно подумать, мне самому это было неизвестно!

Вскоре вся армия уже находилась в лагере. В порту Риги уже покачивались на волнах десятки прибывших английских транспортов, мы ждали лишь прихода обещанной Екатериной эскадры сопровождения для того, чтобы отправиться в путь.

По вечерам в офицерском собрании, просторном, специально для этой цели выстроенном блокгаузе, скапливалась критическая масса казачьей старшины и приданное ей в усиление масонствующее офицерство. Лишенное привычных десятков частных повозок в обозе, оно как-то удивительно воспряло духом и перестало напоминать барствующих сибаритов при армии. Как я успел заметить, это вообще удивительная черта русской армии: умение переходить едва ли не в одно мгновение из состояния декоративного в состояние боеспособное.

В офицерском собрании была разрешена карточная игра. Однако, невзирая на это разрешение и на общее карточное поветрие, дело не шло. Слово за слово, понтировка перерастала в импровизированные военные советы. Порой оживленно вещавшие перед внимательной аудиторией ораторы, сопровождавшие свои речи бурной жестикуляцией, так и продолжали сжимать в кулаке игральные карты. Так было и в этот день.

– ...При благоприятной погоде, а летом погода в Атлантике на этих широтах обычно благоприятна, мы прибудем на место приблизительно через два – два с половиной месяца. Можем ли мы рассчитывать, что к этому времени Салават Юлаев уже преодолеет Берингов пролив? – вещал граф Орлов-Чесменский, вычерчивая на висевшей тут же навигационной карте пути следования нашей эскадры.

– А что с Салаватом Юлаевым? – Я наклонил голову поближе к уху сидящего рядом Лиса.

– А что с ним станется, все в порядке. Когда в последний раз виделись, был вполне здоров, – не оборачиваясь, бросил Лис.

– Я имею в виду, что еще за история с форсированием Салаватом Юлаевым Берингова пролива?

– Вальдар, ну ты какой-то странный! Сам посуди: ваш кинг Жора в своей разнарядке на поставку двадцати тыщ экземпляров казаков, видимо, по рассеянности ни словом не упомянул о башкирах. Поэтому Салавату, так сказать, загранпаспорт не оформили, отчего он впал в великую грусть и толкнул речь, что, поскольку Земля круглая, мы пойдем другим путем, так сказать, по следам дедушки Ильи Муромца.

– Кстати, откуда взялось сказание о похождениях Ильи Муромца на Северо-Американском континенте?

– Как это откуда взялось? – удивленно взглянул на меня мой напарник. – Народ сложил. В моем лице. Надо же было Салавата столкнуть в нужное русло. Идея оставаться один на один с Катериной Алексеевной, всея Руси самодержицей, его, похоже, вовсе не радовала.

– Но ведь там Сибирь! Какой может быть поход?

– Ага, белые медведи бьются с бурыми на улицах сибирских городов за недоглоданный кусок человеческой берцовой кости. Ты что думаешь, во времена Чингисхана в тех местах были проложены шоссейные дороги? Вряд ли. А Орда шастала туда-сюда со скоростью неимоверной. Да что Орда! Казаки на Камчатку ходили с завидной регулярностью. А в годы нашей Гражданской войны Красная армия Колчака задницей в самый Тихий океан уперла. Тоже, кстати, не по небу прилетела.

Так что дойдет Салават до Америки, не боись. А в Канаде его местные власти до колоний, что называется, за ручку доведут и еще вслед платком махать будут. Чтобы только не возвращался. Единственное, о чем беспокоюсь, с тем наступательным порывом, с которым башкиры двинулись в путь, по дороге он спокойно может стать основателем новой династии китайских императоров. Тут уж действительно как в древних былинах: налево пойдешь – попадешь в Русь Заморскую, направо – в Империю Поднебесную, а прямо – Великий Тихий океан, но он нам и за так не нужен.