— Поняла, как с ними надо? — вернувшись на первую линию, спросил Тяпов.

— Поняла, Иван Ильич!.. — еле сдерживая восторг, ответила разведчица.

— То-то. Сейчас он сам к вам приползет. Действуй по обстоятельствам. Будет козлить — звони мне.

Вернувшись к своим, французская княжна сказала, что маман передает всем пламенный привет.

— Я сказала ей, что мы гуляем по зоопарку. Мама велела не подходить близко к вольерам с хищниками.

— А у нас все без изменений. Пашка вот хочет своим знакомым с Первого канала позвонить, — сказал Бабст. — Ничего лучше не придумал...

— Ну так давай, придумай что-нибудь получше! — взвился Живой. — Сгенерируй хоть одну идею! Я, по крайней мере, хотя бы пытаюсь что-то сделать!

— Спокойно, — остановил их Савицкий. — Не хватало нам только переругаться. Вон, смотрите, там у ворот какое-то движение.

В лиходумовском стане в самом деле происходила перегруппировка войск. Омоновцы по команде Пыжикова отошли к воротам и сели на землю. Громкоговоритель перешел к мэру. Он откашлялся и объявил:

— Мы согласны на переговоры с представителями общественности. Попрошу зачинщиков бросить оружие и медленно подойти к машине МЧС.

— Товарищи, это успех! Кажется, что-то сдвинулось, а? — обрадовался Сёмин, но никто из общественности его не поддержал. Все хорошо знали, что за человек был Миха Лиходумов, и идти к нему на переговоры никому не хотелось.

— Успех, успех! — повернулся к Савицкому директор библиотеки. — Ну что же, поздравляю. Теперь вы, как наши идейные вдохновители...

— Идемте! — воскликнула пламенная французская правозащитница. — Я верю в торжество справедливости и здравого смысла!

— Мой здравый смысл велит мне бежать в лес, — пробормотал Живой.

Однако общественность уже расступилась. Княжна шагнула вперед, и тут же рядом с ней вырос надежный и верный Бабст. Рука об руку с ним решительно встал Савицкий, и Паше ничего не оставалось, как довериться провидению.

Однако начало переговоров задерживалось. Стоя возле автомобиля МЧС, мэр Краснопырьевска никак не мог закончить разговор с каким-то худосочным человечком со скошенными влево глазами.

— Больше всего меня беспокоят тупорылый крокодил и ушастый еж! — жалобно говорил человечек.

— Ты о журналюгах, что ли? Брось! Протрезвеют — на карачках каяться приползут, они же прикормленные.

— Я о животных! Они-то как раз голодные! Да как бы еще эти узкоглазые листоносов не выпустили! разлетятся же по всем подвалам, забодай их клоп-хищнец. Летучим собакам, опять же, апельсинов надо дать.

— Да плевал я на твоих собак листоносых! Ты почему, паскуда, свою шкуру спас, а о Коленьке не подумал?

— Да я...

— Я, я! Головка от кия! Ближе Коленьки на этом свете у меня и нет никого, понял? У него же такая удивительная душа! Он же не выдержит всего этого! У него же диета!

— Михал Иваныч, он в последнее время как раз набрал лишний вес, так что поголодать ему будет даже полезно.

— Тебе бы поголодать, гнида! А если его отдадут варану? Ты подумал об этом, коновал? Коленька, мальчик мой, мой талисман!

— Да ничего с вашим мини-пигом не случится. У него же отдельный вольер, в стороне от всех. Скоро будете кормить его яблоками и чесать за ушком.

— В грамматическую бы тебя лет на пять...

— Михал Иваныч! Да разве я виноват? Не я же этих людоедов туда пустил...

— Ну ладно, сейчас с этими... правозащитниками перетрем, может, они чего предложат.

Мэр шагнул к Савицкому и раскрыл было ему навстречу объятия, но тут на поляну выехал длинный черный лимузин с затемненными стеклами.

— Стоза Михайловна приехала! — прошелестело по рядам лиходумовских приближенных. — Сейчас начнется!

Человечек со скошенными влево глазами со всех ног кинулся к лесу. Оба зама, толкаясь животами, попытались спрятаться за джипом МЧС.

Водитель в черном костюме почтительно открыл дверцу, и из машины выскочила девочка лет шести-семи в кружевном платьице, с двумя косичками. В руках она держала маленького белого кролика.

— Папочка, я по тебе соскучилась! — закричала она на всю поляну.

Савицкий вздохнул: кто бы знал, как он по своим соскучился.

— Как тебя мать отпустила? — строго спросил мэр у дочки.

— А я ее в подвале заперла.

— Заперла, а не заперла! Грамотно надо говорить, а то денег на пистоны не дам.

— Нужны мне твои пистоны! Что я, маленькая?

— Сейчас не нужны, а осенью учителей тебе наймем — пригодятся, — ухмыльнулся Лиходумов.

— Так к осени ты мне денег полюбасу дашь.

Мэр не нашелся, что ответить.

— А ты куда смотрел? — накинулся он на водителя.

— Я сидел внизу, в машине, и ждал указаний Стозы Михайловны, как вы велели, — спокойно ответил тот.

— Значит, так, звони охране — пусть выпустят Светку из подвала. И сам поезжай, проверь, как там и что. Да быстрее давай, а то скоро ее любимый сериал начнется, — приказал мэр.

— А Стоза Михайловна? — не трогаясь с места, спросил водитель.

— Со мной побудет, так спокойнее. Шевели булками давай!

— Я с ним побуду. Мне так спокойнее. Пока-пока! — девочка помахала рукой водителю и снова повернулась к отцу. — Я хочу видеть Дракошу! Я ему крольчатину привезла!

— У папочки полна жопа огурцов, а она только о своем удаве и думает!

— Он не удав! — топнула ногой девочка. — Удавы и вараны — это разные звери! Дракоша — ко-мод-ский ва-ран! Проверочное слово — комод!

— Ладно, комод — так комод. Постой тут в сторонке, мне надо с людьми поговорить.

— Папулечка, а когда ты бандитов уроешь, давай их Дракоше отдадим, ну пожалуйста! Он в дикой природе мертвой падалью питается!

— А у него от этой дикой падали животик не заболит?

— Не заболит. А вот если он съест твою дурацкую жирную свинью — то может отравиться!

— И тебе не жалко Коленьку?

— Мне жалко Дракошу. Быстро командуй своим трансформерам, пусть его освободят!

— Погоди, милая. Спасем твоего крокодила.

— Дракоша — варан! — закричала у него за спиной дочка, но краснопырьевский мэр уже с обворожительной улыбкой шел к Савицкому.

— Здравствуйте еще раз. Извините, не признал. Вот вы, правозащитники, все же иногда как Штирлицы какие. Ну нет, чтобы сказать, что к чему, от кого вы, по какому вопросу... Мы-то вас, конечно, за забор пропустим. А вы нам чем взамен поможете?

— Нам кажется, мы знаем причину бунта, — поглядев на своих, сказал Савицкий.