5. Каким образом «секретный протокол» от 23 августа 1939 г. мог храниться в «секретариате наркома иностранных дел СССР Вячеслава Молотова» до 1952 г., если министр иностранных дел (а не нарком!) Молотов был смещен со своего поста 4 марта 1949 г.?

6. Прочитайте еще раз это предложение:«За последние 40 лет копии с протокола для работы снимались только трижды: для бывшего министра иностранных дел Андрея Громыко, позднее, для заместителя главы этого департамента Земскова и заведующего общим отделом ЦК КПСС, руководителя канцелярии генерального секретаря ЦК КПСС (Михаила Горбачева) Валерия Болдина».Какая работа могла вестись с документом, давно утратившими юридическую силу? Но вопрос даже не в этом. Почему Болдин назван руководителем канцелярии генсека, хотя такой должности не существовало? Он в 1990–1991 гг. был руководителем Аппарата президента СССР Горбачева! Теперь самое интересное – министерство иностранных дел СССР названо департаментом. Русский человек, тем более журналист, никогда не сделает такой ошибки. Но если текст писал американец, это легко объяснимо – в США министерство иностранных дел называется Государственный департамент.

Так что вся эта путаница с названиями учреждений и должностей может объясняться только одним: в основе заметки лежал текст, составленный на английском языке, либо написанный американцем. Поэтому и возник таинственный «департамент» и «канцелярия» генерального секретаря, а министр Молотов назван наркомом, когда дело касается 1952 г.

Спрашивается, почему Калашникова и Замятин (вообще странно, что над такой маленькой заметкой работают сразу два человека) допустили в тексте столько небрежностей, а главный редактор пропустил всю эту галиматью в номер без правки? Я сам в течение последних семи лет являюсь главным редактором газет (а до этого был ответсеком), и еще не было случая, чтобы написанную кем-то статью я не переделал процентов на 20–30, а иногда и больше. Есть лишь два обстоятельства, при которых главный редактор не считает нужным доводить текст до совершенства – когда публикуется проплаченная статья или когда печатается текст, спущенный сверху. Текст, уже утвержденный начальством не особо-то поредактируешь, а с рекламодателем спорить – себе дороже выйдет.

7. Но самое главное – другое. Заметка вышла в субботу, 31 октября 1992 г., а яковлевская пресс-конференция якобы состоялась в четверг, 29 октября. Ежедневная газета никогда не ждет два дня, чтобы опубликовать отчет о событии – это аксиома! Появление заметки 31 октября должно иметь информационный повод в предшествующий выходу газеты день, и он обозначен здесь очень туманно: «Вчера (то есть 30 октября – А. К.) документы из «Особой папки» ЦК КПСС переданы президенту России». Не сказано ни кем переданы, ни для чего. Вообще-то по общепринятой версии, удостоверенной самими Ельциным и Яковлевым, президент сначала получил «секретные протоколы», а потом сообщил об этом Яковлеву и попросил его провести пресс-конференцию. Следовательно, Ельцин ознакомился с содержимым «особой папки» не позднее 28 октября, если на 29 число уже якобы была назначена встреча с прессой. Следовательно, либо эта фраза в заметке «Коммерсанта» является инсинуацией, либо никакой пресс-конференции 28 октября, устроенной по указанию Ельцина не было.

Почему же в публикации нет даже намека на какую-либо пресс-конференцию, и появилась она в печати лишь 31 октября? Объяснение простое: 29 октября в программе «Время» по первому каналу телевидения диктор объявил о сенсационной находке оригинала «секретного протокола» от 23 августа 1939 г., и даже зачитал его текст. То есть первым источником информации для «Коммерсанта» стала не мифическая пресс-конференция, а сообщение в вечернем выпуске новостей. Поэтому только 30 октября редакция связалась с Госкомархивом, о чем упоминается в первом абзаце заметки, и уж там некий анонимный субъект якобы поведал о «презентации», в которой участвовал Яковлевым. Не названо имя должностного лица, предоставившего информацию, не ясно, что же за презентация имела место быть, кем, где, когда и с какой целью она проводилась. Поскольку «презентация» переводится на русский язык, как «представление», а в заметке речь идет о представленных Ельцину документах, можно сделать вывод, что Яковлев презентовал президенту сенсационную находку. Наконец, не сказано и о том, кто и при каких обстоятельствах нашел «секретные протоколы». С выставкой в Третьяковской галерее получилась похожая история. Вот что пишет Валентин Сидак:

«К чему, спрашивается, эта загадочная таинственность вокруг преданных огласке материалов, которых в «живом виде» никто, кроме архивистов и бывших работников Общего отдела ЦК КПСС, не видел?

Или, к примеру, дают «задним числом»сенсационную новость: в Третьяковской галерее в 1995 г. впервые экспонировались«оригиналы»секретных протоколов из Президентского архива. Наводим справки об авторах сенсации – оказывается, третьеразрядный украинский политический сайт, а в российских официальных сообщениях о действительно развертывавшейся юбилейной выставке об«оригиналах»ни слова, лишь все та же пресловутая карта с подписями И.Риббентропа и И. В. Сталина.

Другое«сенсационное»сообщение – в Музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе демонстрируют«оригинал»одного из секретных протоколов. Приглядываешься повнимательнее – все та же копия из немецких архивов…».

Михаил Горбачев, конечно, тот еще брехун, но в вопросе о «секретных протоколах» он продолжает стоять на своем, упорно отрицая их подлинность. Вот что пишет украинский еженедельник «2000»:

«В 1999 г. на канале НТВ демонстрировался документальный фильм Светланы Сорокиной, посвященный 10-летию I съезда народных депутатов СССР. Значительная часть была посвящена и истории с «секретным протоколом». Спустя десять лет после работы комиссии Сорокина интервьюировала главных ее героев, в том числе Михаила Горбачева. Журналистка спрашивает у Горбачева: «Михаил Сергеевич, Вы были знакомы с документами пакта Молотова – Риббентропа до съезда?» Горбачев: «До сих пор я их не видел». И это в 1999 году! Сорокина: «А почему Яковлев и тот же Лукьянов говорят, что вы были знакомы, то ли в 85-м, то ли в 86-м даже стоит на документах ваша запись «ознакомлен»? «Горбачев: «Как я думаю, что на этот счет существовало две или три папки. Копии, кстати, лежали. Копии! Но подлинников не было. И самое интересное, что копия подписана Молотовым немецким шрифтом». Сорокина: «Подпись Молотова по-немецки?» Горбачев: «По-немецки. Странно для меня это было». Сорокина: «То есть копии вы видели?» Горбачев: «Копии да-а-а… Так копии были у всех. Где подлинники?.. Ну а копии что же, у нас подлинники изобретают, а уж копии… Мастера большие».

В 1989 г. МИД СССР, в котором в тот момент заправляли Шеварднадзе и Ковалев, саврганил некие заверенные копии «секретных протоколов», называемые еще иногда «панинскими копиями». Вполне допускаю, что Горбачеву могли их показывать. Копии эти понадобились для того, чтобы опубликовать их в официальных сборниках документов, что и было сделано в 1990 г. и 1992 г. (сборники «Год кризиса» и «Документы внешней политики СССР, том XXII). Если верить этим официальным изданиям, то реквизиты «секретного протокола» от 23 августа 1939 г. следующие: АВП СССР, Ф. 06, On. 1, П. 8, Д. 77, Л. 1–2. Если даже двадцать лет назад эти находки и вызывали у кого-то доверие, то сегодня их подложность просто бросается в глаза. Как могли копии секретных документов оказаться в мидовском архиве, если, как утверждают фальсификаторы, оригиналы «секретных протоколов» никогда не покидали архива ЦК КПСС? Даже на стандартном советском бланке шифротелеграммы стоит пометка «Строго секретно. Снятие копий воспрещается». Копировались секретные документы только в том случае, если они имели нескольких адресатов. Но об этом содержалось упоминание в самом тексте. Например так: «т. Сталину. Копии тт. Молотову, Кагановичу». Но даже в этом случае на бланке крупным шрифтом было набрано предупреждение «Подлежит возврату в 48 часов. (Пост. ПБ от 5 мая 27 г. пр № 100, п. 5)».