— No, photo, no!

— О.к., — сказал я и бросил ему две банки.

— Спасибо, спасибо, — он поклонился и лишь тогда разрешил нам фотографировать.

Мы продолжали есть финики, когда группа детей начала робко подходить к нам. Большинство из них были завернуты в очень красочную одежду. Это были девочки. Когда мы встали, они побежали в панике, но увидев, что мы не гонимся за ними, остановились и начали снова приближаться сантиметр за сантиметром. Я взял две пачки обычного печенья и крикнул им:

— Подарок! — я держал печенье в руках, так как не собирался бросать еду голодным, как собаки, детям. — Берите, не бойтесь!

Дети, видя печенье, быстро подошли и протянули ко мне руки. Чувствуя интересный момент, я закричал Йорданову:

— Давай, еще одно фото, для National Geographic.

Пока я не открыл пакет, дети сидели смирно. Но когда они увидели, что я начинаю раздавать печенье, набросились на меня, как дикие зверьки. Я попытался объяснить, что хватит всем, но никто не слушал меня, и передо мной предстала сцена как из матча по регби. Печенье исчезло из моей руки в считанные секунды. Я отошел от них и пожалел о своей идее. Никто не может понять то, что никогда не испытывал. Я знал, я голодал, но увидев этих детей, понял — я никогда не был по-настоящему голодным. Йорданов, оставив свою камеру, взял FAMAS. В следующий момент дети исчезли, как будто их никогда не было. Больше никто не пришел к нам, и мы снова сели есть финики и любоваться пейзажем. Вдруг мой друг толкнул меня и сделал следующее заключение:

— Брат, я чувствую, что это моя профессия.

— Что, какая профессия? — я посмотрел на него с удивлением.

— Ну, эта — легионер, коммандос или рейнджер, назови, как хочешь. — И он пояснил: — Еще когда я был в болгарской армии в Камбодже, мне понравилось, но потом я подумал, что это был способ отслужить и подработать что-то. Но когда я уволился, начались тусовки, то да се, но всегда мне чего-то не хватало, и теперь я здесь снова, я нашел свое место, поэтому я говорю себе — эта работа для меня, и я…

— Я не придерживаюсь твоего мнения, — сказал я. — Легионер не моя профессия и никогда ей не будет. Я пришел сюда искать чего-то гораздо большего, чем ремесло. Я покинул Болгарию из-за кризиса, но вступил в легион, потому что был в тупике, я просто чувствовал, что это мой рок и моя жизнь должна пройти здесь. Я никогда не был так уверен, что это мой путь, как в тот день, когда переступил порог центра вербовки, но я знаю, что это не профессия. Для меня это школа, из которой я черпаю удивительный опыт.

— Еще бы, я вижу, ты кайфуешь здесь, — прервал меня мой верный спутник. — Так что не строй из себя ученого и признай, что и в тебе отдается эта профессия.

— Мне хорошо есть финики под пальмой в оазисе. Я горжусь тем, что мне удалось стать легионером, но если я решу, что это просто моя работа, все потеряет всякий смысл.

— Эй, ты чушь какую-то несешь, и я не могу это понять. Если тебе весело здесь, посиди до пенсии, а затем отдыхай до конца жизни.

— Я хочу больше в этой жизни, пенсия меня не волнует, меня волнуют люди и приключения. Если найду таких друзей, как ты, Тодоров, Фудзисава, Иллер, Сергеев и, возможно, даже еще кого-то, зачем мне пенсия, если я могу на вас рассчитывать.

— Сегодня ты можешь рассчитывать на нас, но завтра мы состаримся, и крыши наши поедут. Бог знает. Одни помрут, другие женятся, что является худшим вариантом, третьи уедут на другой край света — что ты будешь делать без пенсии?

— Я буду ездить на мотоцикле, только время от времени буду просить немного денег на бензин.

— Ну, и ты не в порядке, но ведь поэтому собрался здесь всякий сброд. Я думал, что я самый сумасшедший, а посмотри, что получилось…

— Не слушай мою чушь, иди своим путем. Если тебе удается эта профессия, сиди в этой дыре до выхода на пенсию. Я уже вижу, как построился взвод, а вместо адъютанта Кормье у нас адъютант Йорданов, который вместо «Смирно!» кричит: «Мне по фигу».

— Прекрати шутить надо мной!

— Я не шучу, я желаю тебе этого от всего сердца. Запомни, что самое важное — идти своим путем, а не следовать за другими, и быть убежденным в своей правоте.

— А ты заруби себе на носу, что здесь, в легионе, ты не единственный сумасшедший, и если ты будешь подтрунивать над людьми, в один прекрасный день кто-то покажет тебе кузькину мать и разобьет твою башку.

— Такой еще не родился, — смиренным тоном сказал я, а затем бросился на своего земляка, и мы начали бороться.

Мы боролись в шутку, но румын-механик, который был рядом, бросился нас растаскивать. Он не понимал, о чем мы говорили, и боялся, что мы деремся всерьез. Мы вначале не заметили его, и я, в попытке побороть Йорданова, толкнул капрала изо всех сил и бросил его на мелкий песок. Мы перестали бороться между собой, и я начал объяснять капралу, что мы шутили, но он набросился на меня, покраснев от гнева. Не было времени на объяснения, и я отбил его удары, а затем схватил за шею и закричал:

— Полегче, сосед, что с тобой? Мы с земляком просто тренировались, чтобы быть в состоянии боевой готовности.

— Я накажу вас обоих! Начинайте делать отжимания!

— Кастельнодари закончилось, и теперь мы в отпуске, — ответил я спокойно, не давая себе отчет в том, что это мое первое прямое нарушение устава. — Не важничай, капрал, ты смышленый парень. Стой подальше от нас и не вмешивайся в то, что тебя не касается.

Большинство из взвода отдыхали, и никто не узнал о конфликте между мной и капралом-механиком. Он был назначен от роты обслуживания в наш взвод, чтобы помогать нам в случае аварии грузовика. Румын был довольно спокойным парнем, он был моим инструктором во время обучения на водителя грузовиков. Я считал его своим другом и не обращал внимания на его угрозы. Я пренебрег его вмешательством и ненароком обидел его. Помимо этого инцидента наше пребывание в оазисе Фалья было очень приятным и мирным.

Наш секс-символ, легионер первого класса Иллер пытался заигрывать с местными девушками, которые были в паранджах, но они в панике бежали от него, как от греха смертного. Француз не отчаялся и испробовал все варианты, чтобы привлечь их внимание. Он дарил им свои консервы и печенье, но местные девушки всегда стояли в двух метрах от него, и он должен был оставлять свои подарки на земле, чтобы они решились взять продукты. В последний день нашего пребывания в Фалье Иллер подошел к группе девушек:

— Вы не хотите показать свои лица, но, по крайней мере, покажите мне две сиськи, и я подою бычка. Не будьте плохими со мной, посмотрите, сколько еды я вам дал.

Девушки расхохотались, хотя ничего не поняли из того, что говорил наш друг.

— Ладно, я вижу, вам стыдно, — продолжал Иллер, — если вы не хотите показать мне что-нибудь, то я покажу вам.

В следующую секунду он спустил штаны и побежал к хихикающим девушкам. Смех резко прекратился, его сменили крики взвода. Все увидели веселую картинку: француза с полуспущенными брюками и бежавших девушек, которые время от времени останавливались, чтобы взглянуть на нашего спутника.