– Никто в Вильнюсе не работает, – выговаривал Толик, удобно расположившись в кресле, – все спят, плывут по течению. Просыпайтесь, говорю вам, пробудитесь, спящие!

Его щеки разрумянились, глаза блестели, теперь он казался мне совсем хорошеньким, даже красивым. От враждебности не осталось и следа, он ласково посматривал в мою сторону, продолжая свою незамысловатую проповедь, суть которой можно было выразить одним словом – просыпайтесь. Я плохо понимала, о каком пробуждении он говорит, поэтому решилась на вопрос:

– А ты-то сам к чему стремишься, Толик? Чего тебе нужно в жизни?

– Я хочу просветлеть, – тут же выпалил Толик, и горделиво добавил, – вот о моя главная и единственная цель. А остальное – острова.

–Что-что? – переспросила Вирга.

– Острова в океане жизни, – также быстро ответил Толик, – красивые, покрытые пальмами и прекрасными женщинами, – тут он почему-то перевел взгляд на меня, – но всего лишь острова. Мы же держим путь к материку.

– А как ты понимаешь просветление? – задала я второй вопрос.

– Просветление… – Толик на секунду задумался. – Представь себе колодец, полный мутной, взбаламученной воды. Идет время, муть оседает, и однажды утром ты подходишь к колодцу и видишь дно, гальку, песок, ракушки. Вода больше не мешает, она стала прозрачной, просветлела. Так и с нами, мир представляется нам хаосом и кутерьмой, ибо хаос и кутерьма находятся внутри нас. Но если муть оседает, то и мир вокруг становится прозрачным. В колодце это происходит само собой, а душе человеческой для просветления нужно работать, много работать.

– Покажи нам, как ты работаешь? – попросила Вилия.

– У каждого свой путь, – важно произнес Толик, – у женщин и мужчин все происходит по-разному. В ночь на воскресенье Санжар устраивает большой поход, но только для мужчин, посылайте мужей, они вам расскажут.

Вилия принялась выяснять подробности, а я задумалась о своем, о невеселой судьбе одинокой женщины в грубом мире мужского шовинизма. Даже эти, казалось бы, тонкие, чувствительные люди тоже делили мир по половому признаку, тесно увязывая духовный рост с наличием щетины на подбородке или ношением бюстгальтера.

– Ты уже была у Мирзы? – вдруг спросил Толик, обращаясь ко мне.

–Зачем? Я даже с Игорем толком поговорить не успела.

– С Игоре-е-е-м... – протянул Толик, но, бросив взгляд на Вилию, осекся. Вирга куда-то исчезла, видимо, пока мы разговаривали, она потихоньку вышла из комнаты.

Вилия принялась расспрашивать Толика, чем он занят в обычной жизни, учится или работает, кто родители, есть ли сестры, братья. Он отвечал с удовольствием, не таясь, хотя, собственно скрывать ему было нечего. Обыкновенный московский школьник, секция самбо, потом карате, на втором курсе политехнического института встретил Санжара, съездил к Мирзабаю, и с тех пор вся его жизнь переменилась: институт он бросил, потому, что занятия мешают духовному росту, живет на милостыню, которую по совету Мирзы собирает на кладбище.

– Пойду, гляну, как там Андрэ, – вдруг объявила Вилия. – Танюша, – развлеки гостя.

Что она имела в виду, прояснилось позже. А покамест, воспользовавшись отсутствием Вилии и Вирги, я принялась расспрашивать Толика об Игоре.

– Ну-у-у, – опять многозначительно протянул он. – Игорь серьезный человек, и неплохо устроил свою жизнь. Много пищи, много почета, много женщин. Может быть, в Литве так нужно, люди тут другие, социум другой. Но я всегда представлял духовного учителя несколько иначе.

Послушай, – он вдруг прикоснулся к моей руке. – Я хочу тебя качать.

– Но тут нет качелей, – удивилась я такому инфантильному предложению. – Да и зачем, я давно уже выросла.

– Ты не поняла, – поморщился Толик. – Помоги мне.

– Чем помочь?

– Н-да, ты совсем еще новенькая, – разочаровано потянул Толик, – все нужно объяснять. Помоги, как женщина помогает мужчине.

Наконец-то до меня дошел смысл его предложения. Я осторожно вытащила свою ладонь из-под его пальцев.

– Толик, ты хороший мальчик, и даже мне нравишься, но я не могу так сразу, мы ведь знакомы всего полтора часа. Заниматься любовью без чувства, как физкультурой, я не умею.

–Это не физкультура, а духовная практика, – возразил Толик обескураженным тоном. Он сник, словно сдувшийся воздушный шарик, мне даже стало его жалко.

– Может быть, – поднялась я с диванчика, – Но духовная практика мне всегда представлялась несколько иначе.

– А я хотел показать тебе, как нужно держать меч, – добавил Толик уже в мою спину голосом разочарованного мальчишки.

– Поищи себе другие ножны, – ответила я и вышла из комнаты.

Спускаясь по лестнице, я сообразила, что Вирга и Вилия нарочно оставили меня наедине с Толиком, и вся эта история, несомненно, очередная раскрутка, а нормальная женщина на моем месте сама раскрутила бы мальчишку до поросячьего визга, и в решающий момент сбежала, оставив его куковать с раскаленным мечом. Но для такого поступка нужно было совсем не уважать, даже презирать партнера по игре, а Толик мне нравился, и обижать его не хотелось.

Из-за двери доносился голос Санжара, он снова рассказывал, я тихонько оделась и бесшумно выскользнула на улицу. Длинную дорогу от Антакальниса до старого города я прошла пешком, слезы катились по щекам, горечь обиды перемешивалась с раздражением и злостью на себя. В первый раз за всю жизнь со мной разговаривали будто с функцией, безликим исполнителем роли, а я не смогла достойно ответить.

Секс никогда не был для меня табу, священной территорией, ступать по которой нужно с трепетом; я воспринимала его как приятное занятие с приятными людьми. Но в тоне Толика сквозила претензия, я была ему должна, обязана. Обязана выполнить свою функцию, дабы накопившееся семя не мешало господину мужчине продолжать полет к заоблачным высотам духа. Никто не спросил, нужна ли помощь мне, свободны ли от пут мои крылья.

Длинная прогулка уняла раздражение, а холодный воздух высушил слезы. Подходя к дому, я почти успокоилась и постаралась взглянуть на ситуацию со стороны, растождествиться, как советовал в своих книгах Игорь.

«В конце концов, – думала я, – это ведь не больше, чем игра. Меня с „друзьями“ не связывают узы родства, совместной работы или материальная зависимость. Если мне что-то покажется оскорбительным, в любой момент я могу встать и уйти. А Толик... Признайся, признайся себе самой, предложи он то же самое, но в привычной для тебя форме, ты бы, скорее всего, согласилась, а?»

От неожиданности я остановилась посреди улицы.

«А ведь точно, согласилась бы, почему нет? Меня с ним не связывают обязательства, нечему и некому помешать приятному занятию с приятным человеком».

Тогда я еще не понимала, что сильнее всего связывают людей эмоциональные обязательства, пережечь которые куда сложнее, чем разорвать долговую расписку.