– Чем объяснил мистер Харрис своё скрытие? – развеял тишину лучший друг.

– Ничем. Я ещё не разговаривала с ними.

– Грейс, ты серьёзно? – нахмурился он, поднявшись на локти и взглянув на моё лицо.

– Да.

– Так нельзя. Ты должна поговорить с ними.

– А они должны были рассказать мне, а не скрываться.

– Ты не можешь бегать вечно, когда-нибудь это придётся сделать, он ведь наш ректор. И ещё ты пишешь с ним сочинение, тебе в любом случае придётся с ним видеться.

– Знаю, – довольно резко ответила я, за что сразу почувствовала укол вины, – прости… я просто ещё не готова. Мне нужно время.

– Ты хочешь, чтобы они присутствовали в твоей жизни?

– Не знаю. Они ведь даже не пытались найти связи со мной, а спустя восемнадцать лет решили заявить о себе.

– Они не заявляли о себе, Гри, это вышло случайно. Думаю, что они не хотели, чтобы ты увидела это фото.

– Если бы не хотели, не приглашали бы к себе или могли вовсе убрать его. Ты понимаешь, что в моих глазах он зарекомендовал себя, как больной ублюдок и извращенец?

– Почему?

– Потому что его нездоровый интерес мне совершенно не приходился по вкусу.

– Но сейчас всё изменилось, и ты понимаешь, что он просто хотел узнать тебя. Дай ему шанс. Почему ты сразу ищешь подвох?

– Потому что именно из подвохов состоит моя жизнь. Ты как никто другой это знаешь.

– Знаю, но не стоит грести всех в одну кучу.

– Может быть ты прав, но я просто не умею по-другому. Как только кто-то появляется рядом, он ищет своей выгоды, словно я игрушка, которой можно наиграться и бросить. Я чувствую себя чертовой куклой, которую каждый раз берут, пользуются, определённое количество времени, и когда она уже не такая красивая, как прежде, её выбрасывают, найдя новую. Как тут можно не искать подвох? – всхлипнула я, позволяя слезам покатиться по щекам, – так было всегда. Я перестаю чувствовать себя человеком, потому что со мной обращаются, словно я не живая, словно я не могу ничего чувствовать. Я ощущаю себя бездарностью. Господи, иногда я просто хочу исчезнуть с лица земли, лишь бы ничего не чувствовать.

– Гри, остановись, – вздохнул Алан, переплетая наши пальцы, – ты знаешь, что я всегда буду рядом.

– Не говори так, ты не знаешь, что будешь дальше.

– Ты права: я не знаю, что будет завтра, послезавтра или через неделю, чёрт, да я даже не могу с уверенностью заявить, что мы будем жить через пять минут, потому что сейчас кто-то может закладывать бомбу в кампус. Я просто знаю, что там или тут, я всегда буду с тобой.

Проглотив ком в горле, я сквозь слёзы послала искреннюю улыбку лучшему другу. Я не могу сомневаться в нём. Так не честно и так не правильно. Именно Алан был со мной. Он каждый гребаный раз был со мной и держал мою руку, будь это скандал в доме, первая игра, как и последующие игры, выполнение домашки, тренировки, после которых он разминал мою спину. Боже мой, он был рядом всегда: в любой хорошей и плохой ситуации, ему не важно, в каком дерьме я тонула, потому что он без всякого отвращения и страха, засовывал руку в это дерьмо и вытаскивал меня. Алан тот, кто доказал свою дружбу не только словом, но и делом.

Повернувшись на бок, я уткнулась носом в родную грудь, получая убаюкивающие объятия и поглаживания по макушке. Ну, почему я не могу взаимно любить его? Почему жизнь слишком сложна и изворотлива?

Холода подкрались нежданно, и местом для рисования стала библиотека. Это вторая точка после поля, где я чувствую себя в тепле и уюте. Теперь, на радушную встречу с книжными стеллажами, я прихватывала с собой термосткан с горячим чаем. Смотря за окно, где при свете фонарей освещающих тропинки виднелись кружившие белые снежные хлопья, которые покрывали асфальт, я находила своей покой почти такой же, как в объятиях Диего. Странно, что меня согревают холода, потому что я никогда их не любила, наверно, всё дело во влюблённости, которая греет сердце, а оно превращает кровь в кипящую лаву. У меня нет другого объяснения подобному тёплому чувству внутри.

Отойдя от окна, я вернулась на излюбленное место, заполнив ушные раковины капельками в виде наушников. Песня Switchfoot – Your Love Is a Song помогла полностью абстрагироваться от реальной жизни, позволяя уйти в мир мечтаний, грёз и желаний. Там, где есть я и он.

Синие мазки, ассоциирующие с зимой, дополняли розовые и красные, которые в основном говорят о любви, а именно сейчас моя голова заполнена ею. Кто бы мог подумать, что стерва Грейс, как о ней думают с первого взгляда другие, будет взмахивать кистью с розовой краской на кончике, думая о мужчине, который подчинил себе её разум, тело и чувства. Я не могу кричать о переживаемых эмоциях так, чтобы это слышали другие, поэтому остаётся переносить каждый всплеск на холст. Но те, кто разбирается в искусстве даже с закрытыми глазами скажут, что эту картину рисовали под впечатлением от влюблённости. Моих помощником была та самая зарисовка образа Диего, который я нарисовала на этом самом месте первый раз не задумываясь. Я бережно храню именно этот портрет, ни один другой не дорог как тот, чьё лицо отражено чёрным грифелем на белом небольшом листе. Искоса поглядывая на квадратик у левого бедра, который скрывался от посторонних глаз, я ловила себя на мечтательной улыбке и подпевании словам из песни, которая вот уже три или четыре раза проиграла в наушниках.

Лишь до боли знакомый чуткий взгляд тёмных глаз заставил отвлечься от холста. Прислонившись бедром и головой к книжному стеллажу, Диего скрестил руки под грудью, смотря на меня с едва уловимой улыбкой на губах.

– И как давно ты тут стоишь? – улыбнулась я, вытащив одну капельку наушника.

– Достаточно, – усмехнулся он, пройдясь ко мне, из чего я автоматически придвинулась в левую сторону, чтобы скрыть листочек с мужчиной, который сейчас стоит передо мной.

– Что-то случилось?

– Нет. Хотя, сегодня ко мне придут гости, – взъерошив копну, он, кажется, вдумчиво и смущённо улыбнулся.

– Хорошо, останусь сегодня в кампусе, – кивнула я.

– Вообще-то, я хотел, чтобы ты тоже присутствовала с нами. Ты всех знаешь.

– Родители?

– Да. Мария, Ром и Лита тоже будут. И Даниэль, если успеет.

– Хорошо, мы готовим сегодняшний ужин?

– Если ты вдруг начала разбираться в испанской кухне, то да, я доверю тебе открыть паприку.

– Очень смешно, Фуэнтес. Если ты запамятовал, то я готова тебе напомнить: это я готовила нам завтрак и обед, при этом ничего не сожгла.

– С Божьей помощью, – засмеялся Диего.

– Тебе не кажется, что так ты можешь лишиться кое-чего важного? – выгнув бровь, я посмотрела на мужчину перед собой с вызовом.

– Если ты сейчас о сексе, то тогда ты лишишься его тоже, – выгнув бровь в ответ, он посмотрел на меня с принятием вызова.