— Из опиумного мака помимо героина можно изготавливать и кодеин, и морфин, которые используются при производстве лекарств. Опиум, который идет на приготовление лекарств, несравненно выше по цене и качеству, чем тот, который идет на изготовление наркотиков. Мы могли бы изолировать и охранять некоторые регионы нашей страны с тем, чтобы производить там опиум для медицинских целей и потом продавать его на международном рынке. Это могли бы быть небольшие сектора, которые бы находились под постоянным и бдительным контролем государства. Это мы могли бы сделать, вне всякого сомнения. Все сказанное мной — это лично мои рекомендации по борьбе с афганским наркопроизводством. И именно об этом мне хотелось поговорить на московской антинаркотической конференции. Я надеюсь, что мы проведем и следующую конференцию по наркотикам, скажем — через полгода, чтобы посмотреть, что выполнено, а что не выполнено из решений предыдущей конференции. Главное состоит не в разговорах, а в результате. Вы со своей стороны должны оказывать давление на представителей иностранных государств. Ведь цель их приезда в Москву состоит не в проживании в роскошных отелях и употреблении в пищу деликатесов. Они должны работать, а вы спрашивать — каковы результаты вашей работы?

Читатель может удивиться тому, что я в таких подробностях описал свою беседу с принцем. Однако на тот момент времени в производство наркотиков, наркотрафик и наркобизнес было вовлечено более трех миллионов афганцев, проживавших внутри страны. С учетом того, что население Афганистана составляло около 26 миллионов человек, выходило, что каждый восьмой житель Афганистана являлся преступником в этой сфере.

…Истории, подобной той, что я сейчас описываю, в Афганистане можно услышать на каждом шагу. Развязанная нами в 1979 году война — не признаваемая уже на протяжении 30 лет ошибка КПСС — принесла людям, жившим в этой стране, неисчислимые беды. Смерть стала каждодневным спутником этих изгоев мира, существующих в том месте земли, хуже которого может быть только ад. Но эта история, рассказанная пуштуном Амид Голем, запала мне в душу надолго, если не навсегда. В ней, как в капле воды, отражается масштаб катастрофы, к которой пришел Афганистан в 90-х годах, гражданской войны, к которой привела страну Саурская революция и неуклюжая попытка СССР сделать это государство проводником своей политики в регионе. Это история пуштуна из очень знатной семьи, человека, прадед которого командовал войсками Амануллы Хана — афганского эмира, подписавшего договор о дружбе с вождем мирового пролетариата Лениным. История человека, растерявшего своих родственников, еще очень крепкого, но больного мужика, повидавшего на своем веку столько, сколько не выпадет и на десяток лет считающих себя несчастными людей. Он курит гашиш.

Дауд Пирзад, брат Амид Голя, который приехал в Афганистан впервые за долгие годы из Голландии, гражданином которой он стал после долгих мытарств, оказался очень крепким и спортивно сложенным человеком. Когда я впервые встретил его в кабульском районе Шахре-нау, то не поверил, что когда-то у этого человека сохла рука, которую вылечили в Кабуле советские военные хирурги. Дед Дауда по отцовской линии — маршал Пир Мохаммад Хан занимал высший военный государственный пост в правительстве монарха и падишаха Афганистана Амануллы Хана. Он был героем англо-афганской войны, заместителем тогдашнего министра иностранных дел Махмуда Тарзи. Во времена правления монархов Надир-шаха и Захир-шаха он также занимал самые важные посты в правительстве, одновременно был наместником в разных афганских провинциях. До сих пор в разных афганских городах есть улицы, названные в его честь. По материнской линии дед Тахт Пата-Хан также был маршалом. Он воспитывался и вырос вместе с детьми Захир-шаха. Пата-Хан подписывал мирный договор с Англией после окончания последней англо-афганской войны, и памятник ему стоит в центре Кабула. Позже он был убит в результате дворцовых интриг и похоронен в мавзолее Надир-шаха, рядом с монархом, которому служил верой и правдой. До Апрельской революции отец Дауда командовал военным гарнизоном в Баграме. После прихода к власти диктатора Хафизуллы Амина многие родственники Дауда были арестованы и пропали без вести. В то время это могло означать одно — что их расстреляли. Родителей Дауда душманы убили за то, что они лечили своего сына в советском военном госпитале. Из всей семьи остались только сам Дауд, живущий сейчас в Нидерландах, да его родной брат, который обитает вместе с женой и двумя маленькими сыновьями в районе Карте Парван афганской столицы.

Занимающийся бизнесом и пишущий книги, очень умный и целеустремленный Дауд прошел огонь, воду и медные трубы в СССР. В тяжелые 90-е годы он был ранен нашими отморозками в одной из «разборок», но не уронил честь бригады, уничтожив одного из «братков» в перестрелке. Когда я опаздывал на встречу в Шахре-нау, он мне звонил несколько раз, и я понял, что чувствует он себя на улицах некогда родного ему города более чем неуютно. Вырвавшись из автомобильной пробки, я подъехал на бывший «зеленый базар», где в свое время отоваривались наши военные советники и офицеры 40-й армии, и вышел к месту встречи, распознав в хорошо одетом человеке явно «не здешнюю» птицу, с которой нищие уже пытались урвать подаяние. Мы обнялись, хотя были знакомы только заочно и только по Интернету. Но переписывались мы с ним столько, что казалось, знаем друг друга уже целую жизнь. К огорчению попрошаек, мы сразу нырнули в расположенный поблизости с «кожаной лавкой» ресторан, который стоял там еще с конца 70-х годов. Это было очень интересное место, расположенное прямо рядом со следственным изолятором Главного управления национальной безопасности Афганистана, которое в наши времена называлось Службой государственной информации — ХАД, а еще раньше АГСА. Названия органа контрразведки менялись в соответствии с требованиями эпох, но сами объекты не исчезали. И изолятор, и ресторан только время от времени меняли хозяев и посетителей, честно выполнявших свой долг. В одном месте изощренно пытали, в другом вкусно кормили. Обедая там, я часто думал о превратностях судьбы и от мрачных мыслей иногда наливал себе из чайника водки, смешанной с кока-колой.

Отличительной чертой этого заведения для гурманов являлась его относительная безопасность — КПП ГУНБ находилось оттуда в 50 метрах, а там стояли вооруженные до зубов люди, частью бывшие душманы, а частью бывшие революционеры. И хотя раньше они с остервенением уничтожали друг друга, в наши дни уже не испытывали друг к другу ненависти и злобы. Воистину время — лучший лекарь. В случае чего можно было просто быстро добежать до КПП, да и за машиной, стоящей у ворот ресторана, охранники СИЗО наблюдали тщательно и при том бесплатно. Мы заказали очень вкусное местное блюдо «кабарга» — жареную баранью вырезку на косточке. Когда незаметно разлили по первой, к нам подошел бача-официант и сказал, что хозяин разрешает нам пить и бутылку можно не прятать в сумке, только ее не афишировать, чтобы не обиделись другие гости, если сюда придут. Вот так, все незаметное тебе самому в Афганистане оказывается очень заметным со стороны. За обедом долго говорили о жизни, строили планы мероприятий на неделю, которую Дауд хотел провести на родине. Договорились поехать в его родовой дом, построенный руками отца, посетить лагерь беженцев и просто побродить по городу, который он постигал только по своим детским воспоминаниям: мой «подопечный» покинул страну еще ребенком.