— Тысяча извинений, — произнес задыхающийся голос за дверью, — но мне необходимо срочно поговорить с королевой Морганой.

Это был Клири, молодой послушник, оформлявший брак и договор о союзе.

Моргана встревоженно переглянулась с ирландкой и вышла на свет.

— Что случилось, Клири? — негромко спросила она, а в голове ее роились десятки возможных катастрофических событий.

— Это меня отец Ойлифф прислал, — дрожащим голосом объяснил паренек. — Беда, королева, ужасная беда. Я спал в одной комнате с Лайлокеном, твоим новым менестрелем, вот мне и показалось странным, когда он поднялся среди ночи, собрался и вышел. Оседлал лошадь, свои мешки навьючил на другую и поскакал в направлении Кэрлойла, да как поскакал. Может, я бы ничего такого не подумал, да только гонец прискакал со Стрэтклайдской границы, прискакал с жуткими вестями из Далриады. Ох, королева, я боюсь даже сказать тебе, что там вышло. — Глаза его наполнились слезами, и он задрожал еще сильнее.

Она положила руку ему на запястье.

— Успокойся и расскажи.

— Это мальчишка был, королева, — бритт, которого похитили на границе Стрэтклайда и Далриады. Его и всю его семью, и продали фермеру откуда-то из-под Дунадда. Он сказал, поутру вчера они увидали тучи воронья, тысячи и тысячи, и ветер принес вонь трупную. Он сказал, его хозяин поехал в Дунадд и увидел… — Голос у Клири дрогнул. — Весь город умирал — все до одного. Люди корчились, их рвало, парализовывало… Это, должно быть, поветрие какое ужасное, или… или… — Он бросил перепуганный взгляд на Риону Дамгнейт, лицо которой сделалось пепельно-серым, — или какая-то страшная отрава. Все до одного, королева, повсюду — от королевского дворца в крепости и до самой жалкой рыбацкой лачуги.

Хозяин парня, он пообещал свободу не только ему, но и всей его семье, если тот сумеет доскакать до британских земель и передать эту весть королю Даллану мак Далриаде. — Клири уже плакал и не замечал этого. — Аббат наш, отец Ойлифф, боится, что это измена. Саксонские козни. И ведь никто из нас этого Лайлокена не знает толком. С чего это он ускакал так поспешно темной ночью — как раз перед тем, как вести из Дунадда пришли? Вот аббат и послал меня за вами да за леди Рионой, покуда сам сходит за королем Медройтом и королевой Килин.

Моргане сделалось дурно, особенно от того совершенного ужаса, в который пришла Бренна МакИген. Выражение глаз Рионы было слишком хорошо знакомо Бренне: такой взгляд она видела у людей, на которых свалилось слишком много ужаса, чтобы мозг мог осознать размеры несчастья.

— Что, король Даллан отплыл уже? — прошептала Моргана, моля Бога, чтобы это было не так.

— Отплыл. Я первым делом побежал на берег, чтоб остановить его. А он, оказывается, попрощался уже с королевой Килин. Сказал, боится опоздать с отливом.

У Бренны перед глазами вдруг нарисовались до боли отчетливые картины: Лайлокен протягивает ирландскому королю бочонок с вином… Выражение глаз Лайлокена, когда отец Ойлифф настоял, чтобы вместо того вина выпили вино для причастия. Черт, вино было отравлено — теперь-то она поняла это совершенно отчетливо, но слишком поздно. Лайлокен — вот в кого, должно быть, вселился Седрик Беннинг. Другого объяснения его поспешному отъезду она не находила — и массовому уничтожению всего населения далриаданской столицы тоже. Но как ему это удалось? Оружие массового уничтожения давно уже стало орудием террора — уж это Бренна знала слишком хорошо, — но как Беннинг заполучил его в шестом веке? Нервно-паралитические или хотя бы горчичный газы требовали химического оборудования, которого Беннинг бы здесь и сейчас не нашел. Она попыталась сосредоточиться на симптомах — может, хоть это подсказало бы ей, какой яд он использовал. Моргана, впрочем, в ядах худо-бедно разбиралась.

Ведьмин корень… предположила она. Он силен, но откуда он достал такое его количество? И как туда доставил?

— Господи Боже, — простонала Бренна, вдруг разом связав этот проклятый бочонок, бутылки, которые она краем глаза видела в поклаже Лайлокена, и самый страшный естественный яд в мире. И ведь его не составит труда вырастить в плотно закупоренных сосудах с протухшей пищей. За время, что он здесь находился, Седрик Беннинг мог получить столько яда, сколько с лихвой хватило бы на то, чтобы отравить целый город, и еще осталось бы. — Он вырастил ботулин!

— Что означает это слово: «ботулин»? — спросила Риона звенящим от напряжения, ледяным голосом.

Моргана прижала руки к похолодевшим щекам. Отвечать пришлось Бренне: Моргана этого тоже не знала.

— Если позволить пище тухнуть в наглухо закрытом сосуде, в ней вызревает сильнейший яд. Должно быть, он подмешал туда грязи, чтобы она уж наверняка протухла, и в ней появилась отрава. — Моргана невольно охнула, но взяла себя в руки: от этого объяснения зависело будущее висевших на волоске британо-ирландских отношений. — Если Лайлокен — саксонский шпион… Боже праведный, он наверняка саксонский шпион, а они уже показали, что способны на любое зверство. Человек, который может приказать изрубить на куски младенцев, может приказать что угодно. А я… я, дура, доверяла Лайлокену, послала его к тем, с кем хотела заключить мир…

Она заставила себя встретиться взглядом с Рионой.

— Нам нужно сейчас же плыть вдогонку за Далланом мак Далриадой! Надо помешать ему или кому угодно другому пить из этого бочонка. Молю Господа, чтобы он этого еще не сделал. И надо послать верховых вдогонку Лайлокену. Я хочу, чтобы его нашли и доставили ко мне — живого и в цепях. — Она повернулась к рыбаку и его семье, молча, с глазами, полными ужаса, смотревшими на нее. — Можешь отплыть с нами прямо сейчас? Хватит ли у твоего судна скорости догнать ирландского короля?

— Господь даст нам крылья, — прохрипел он, — ибо нам нет выхода, кроме как догнать его. — Он повернулся и поспешил в темноту, на ходу посылая детей будить свою команду.

Моргана повернулась к ирландке, не зная, что сказать, и опасаясь того, что скажет Риона. Долгую, мучительно долгую секунду друидесса молча смотрела на нее, потом что-то внутри ее, казалось, оттаяло. В первый раз с начала разговора на глазах ее блеснули слезы.

— Я верю, что ты не знала об этом.

Моргана смогла только покачать головой.

— Скажи, решилась бы я поплыть за Далланом мак Далриадой, будь это не так?

— Неужели саксы и впрямь такие варвары, что способны убить целый город невинных людей?

Моргана смахнула слезы со щек.

— Чтобы посеять рознь между нашими народами, чтобы наверняка связать нас войной на севере, чтобы развязать им руки на юге? О да, я верю, что они пойдут на все, лишь бы уничтожить нас. Всех нас.

— Значит, их надо остановить, — произнесла Риона, и в голосе ее было столько льда, что Моргану пробрала дрожь.

Бренна узнала этот голос. Голос ирландской души, пробудившейся для мести. Да поможет им Бог, этим ирландцам, столетиями впитывавшим эту ненависть, эту жажду мести, эту жажду любой ценой нанести удар врагу. Уж не привели ли попытки Бренны предотвратить появление одного источника такой ненависти к появлению другого?