Я облегченно вздохнул. Наконец-то все кончилось. Мы вырвались из этого бетонного ада. Но какой ценой? Грэг убит, и Дамьену здорово досталось. Надеюсь, что добытая информация того стоила…

Хотя на самом деле есть ли такая истина, за которую стоило бы умирать?

Вскоре Баджи поднялся.

— Как тебе удалось проехать?

— Я показал им наряд и сказал, что мне поручено отвезти вниз кое-какое оборудование. Похоже, они были не в курсе. Как видно, общей тревоги не было…

— Ага. Во всяком случае, они об этом не знали. Это же рабочие, а не полицейские… Нам повезло.

— Главное, Баджи, что вы оттуда вырвались. Дальше заграждений нет.

Высокий негр благодарно сжал плечо водителя:

— Спасибо, Марк. Большое спасибо.

Потом, обернувшись, присел рядом с Лувелем.

— Он пришел в себя, — улыбнулся Баджи. — Дамьен, ты как?

Хакер слегка кивнул.

— Под пассажирским сиденьем есть аптечка, — заметил Марк, не оборачиваясь.

Баджи взглянул на меня. Я тяжело поднялся, вымотанный до предела. Пошарил под креслом, нашел белую коробочку и протянул ее телохранителю. Затем снова рухнул на сиденье, прислонившись к стенке грузовичка, и в полубессознательном состоянии следил за тем, как Баджи перевязывает друга.

Постепенно звуки и цвета смешались в вязком тумане. Урчание мотора и слова Стефана звучали все глуше. Я уже не чувствовал времени, и мир стал превращаться в сон.

— Виго, я хотел вам сказать… Вы здорово держались. Дамьен правильно сделал, разрешив вам пойти с нами. Без вас мы бы не справились.

Слова Баджи вырвали меня из оцепенения. За окнами грузовичка по-прежнему мелькали неясные тени.

Так он со мной еще не говорил. Сам его голос изменился. В нем появилась теплота и поразившее меня дружеское участие. До сих пор я видел только бесстрастное лицо добросовестного телохранителя. Но этот взгляд, казалось, открыл мне другого Баджи. Того, о котором Лувель отзывался как о своем близком друге.

— Я… не знаю, — пробормотал я. — Ваш друг… Грэг…

Он покачал головой. Я заметил, как его руки на мгновение сжались.

— Он знал, чем рискует… Наше ремесло смертельно опасно. К сожалению.

Я не был уверен, что от этого смерть его коллеги менее ужасна. Мне самому было трудно с нею смириться! Меня мучило чувство вины. И я видел, что и Баджи в глубине души потрясен. Обращаясь ко мне, он, конечно, и сам пытался успокоиться.

— Да и вы, похоже, не новичок в таких делах, — добавил он.

— О чем вы?

— Ну, я же видел, как вы вели себя, Виго. Вы прошли высококлассную военную подготовку.

Я пожал плечами:

— Я ничего не помню. У меня амнезия, Стефан. Все это — словно один большой провал. И признаюсь вам, что такое прошлое совсем не по мне.

— И вам неприятна мысль, что когда-то вы были военным, верно?

Я смущенно поморщился:

— По правде говоря, да… Мне трудно к этому привыкнуть. Это мне совсем не подходит — такому, какой я сейчас! Во всяком случае, такому, каким я себя чувствую.

— Понимаю.

Я вспомнил перестрелку в подземельях Дефанс. Меня передернуло.

— Такой, как сейчас… Я не способен убивать, — сказал я тихо, словно про себя.

Телохранитель кивнул:

— Я видел. Это делает вам честь, Виго.

— Может быть. Но если бы вы не выстрелили, я бы с вами сейчас не разговаривал…

— Мое ремесло — не позволять, чтобы таких, как вы, убивали такие, как они. Если бы все были, как вы, а не как они, мое ремесло было бы не таким… тягостным.

Я посмотрел на него. Он и сам не подозревал об этом, но то, что он сейчас сказал, выражало суть моих сомнений. И причину недоумения, которое, наверное, до конца никогда не рассеется. При нынешнем положении вещей, на той стадии эволюции, которой мы достигли, мы так и не нашли философского обоснования приемлемости насилия.

Баджи — своего рода парадокс. Величайший парадокс нашего человеческого общества. Конечно, он спас мне жизнь. Но для этого ему пришлось отнять жизнь у другого. В идеальном мире, где никто никого не будет убивать, такие люди, как он, станут не нужны. Но в нынешнем мире… Существуют крайности, когда желанный пацифизм оказывается бессильным против пистолета врага. И этот парадокс сводил меня с ума. Я знал, что он — основа моих эсхатологических страхов.

Часто у меня возникает ощущение, что Homo sapiens находится на пути к вымиранию. Таков Homo sapiens. Сверххищник, разрушитель мира и самого себя.

— Черт побери!

Я подскочил. Телохранитель в недоумении смотрел на экран своего мобильного. Он показал его Лувелю, который все еще лежал посреди грузовичка, но уже не такой бледный. Тот знаком показал, что он видел.

— Марк! Планы изменились! — воскликнул Баджи. — Едем в конюшни!

— Что происходит? — заволновался я.

Он протянул мне мобильный. Я прочитал СМС, которое только что прислала Люси.

«Здесь легавые. С ордером на обыск. Встречаемся в конюшнях».

В самом начале обыска Люси отправила Сака домой. Она дожидалась нас одна в этом странном подвале у ворот Баньоле. Хакеры окрестили свое тайное убежище «конюшнями», потому что еще в XIX веке в нем, судя по всему, содержались лошади владельца дома. Это было просторное помещение из неотесанных старых камней и со сводчатым потолком, скрытое в глубине укромного дворика. Его планировка соответствовала первоначальному назначению. Стойла были переделаны в кабинеты, а центр подвала с покатым полом для стока грязной воды служил теперь залом совещаний.

В грузовичке Лувель объяснил мне, что вначале СфИнКс не меньше двух лет размещался там, прежде чем окончательно обосновался в Двадцатом округе. Безымянное, сданное в субаренду «знакомому», кое-как приспособленное под контору помещение значилось в кадастре как непригодное для эксплуатации, и, если верить Люси, полиция и служба общей информации не подозревали о его существовании. Идеальное убежище.

Марк высадил нас перед зданием и тут же уехал, чтобы спрятать грузовичок в надежном месте. Ему также была дана инструкция ехать домой и не высовываться, пока его не вызовут.

Когда мы спустились по центральному мощеному проходу, ведущему в центр конюшен, Люси, широко раскрыв от ужаса глаза, бросилась к Лувелю:

— Дамьен, ты в порядке?

Всегда хранившая олимпийское спокойствие, на сей раз она не смогла скрыть тревогу. Но хакер поспешно сказал:

— Да-да, ничего страшного… Все обойдется.