Ричарду не обязательно было знать, что я собиралась сделать.

В темнице оказалось очень, очень холодно. Я шла медленно, обхватив себя руками, чтобы хоть немного остановить эту дикую дрожь. Мне должно было стать страшно, инстинкт самосохранения должен был остановить меня. Но страха не было. Во мне как будто вообще ничего не было.

Я делала шаг за шагом, слегка опираясь на стену, чтобы спуститься по неровным каменным ступенькам.

— Миледи, я могу чем-нибудь помочь?

— Просто идите, — ответила сухо.

Стражник ударил по рукам какого-то заключенного, с любопытством припавшего к решетке камеры.

Я двигалась дальше, словно ничего не происходило. Последние несколько часов Ричард только и слышал от меня, что я в порядке.

Вот только страха не было.

Не было понимания того, на что я решилась. Я даже не могла разобрать, что бормочут узники, потому что не слушала их. Не из-за того, что не хотела. Просто не могла. Внимание сосредоточилось исключительно на предстоящей встрече, поэтому думать о чем-то еще было выше моих сил. Я не замечала ничего вокруг, не обращала внимания на вонь, не слушала вразумительные речи стражника.

Я была не в порядке.

— Он здесь. Прошу вас, будьте осторожны, — хмуро сказал грузный мужчина, проводивший меня до нужной камеры.

Пришлось вынырнуть из собственных мыслей.

— Спасибо. Возьмите. Как и договаривались. — Я отсыпала в протянутую ладонь несколько монет. — Подождите меня у выхода, прошу вас.

— Конечно, миледи, — поспешно поклонился стражник.

Обычно опасных преступников сажали не просто в одиночные камеры, но еще и в отгороженные от реального мира плотной железной дверью с небольшим решетчатым окошком.

К сожалению, у Рогатого Дога камера была стандартной.

— Пришла попрощаться? — услышала сиплый голос мужчины.

Он говорил гнусаво и постоянно шмыгал носом. Дог не плакал. Он простыл. В таком холоде… неудивительно.

— Нет, — ответила спокойно, не сводя с него пристального взгляда.

Я прекрасно могла разглядеть наездника, несмотря на единственный факел, висящий у выхода с нижнего этажа.

Дога знатно потрепало. Кто-то стащил у него обувь, ступни кровоточили от небольших ранок. На лице кровоподтеки. Когда-то жилистый мужчина сейчас сидел согнувшись в три погибели и разговаривал со мной, слегка приподняв голову. Похоже, шевелиться ему было слишком больно.

Увидев его в таком состоянии, я почувствовала удовлетворение.

— Приговор уже вынесли? — спросил Дог.

— Нет.

Он едва повернул голову, зыркнул на меня так, словно я была мясом на вертеле. И хотя Рогатый Дог находился за решеткой, а я в любой момент могла развернуться и сбежать, ужас напал именно на меня. Потому что, какое бы расстояние нас ни разделяло, я все равно оказалась беспомощной перед убийцей.

— Кто бы мог подумать, что ты герцогиня, — выплюнул он титул, словно ругательство.

— Да.

— У меня не было шансов, — покачал он головой и зашипел от боли.

— Да, — сказала, не вполне понимая, о чем он.

— Меня казнят? — Его голос окончательно охрип.

— Да.

Рогатый Дог уставился на пол. Мужчина дышал тяжело, прерывисто, но смотрел внимательно, так ни разу и не моргнув.

— Когда я умру, мой дракон тоже умрет.

— Да, — сказала я холодно.

— Кто-то должен быть рядом с ним. — Дог приподнял голову, посмотрел на меня в упор. Его взгляд прожигал насквозь. — Я хочу, чтобы кто-то хороший оказался рядом с ним. Чтобы он ушел с миром.

Я не двигалась. От холода онемели кончики пальцев, но я продолжала стоять, будто меня приморозили к полу. И смотрела. Смотрела в глаза своего неудавшегося убийцы.

— Нет, — ответила почти сразу, не тратя лишнее время на раздумья.

— Пожалуйста, — прошептал Рогатый Дог, опуская голову. — Он же умрет в одиночестве. Он будет корчиться от боли.

— Надо было подумать об этом прежде, чем пытаться меня убить, — процедила сквозь зубы.

— Что ты несешь? Я не пытался тебя убить. — Он, наверное, хотел это выкрикнуть, но закашлялся и выговорил так, словно находился при смерти.

— Поэтому ты ранил Феньку? Поэтому ты опрокинул нас на скалу? Поэтому натравил своего дракона? — У меня задрожала нижняя губа. Пришлось стиснуть кулаки, чтобы вернуть себе самообладание.

— Нет, нет, нет, — затараторил он с удивительной прытью, хоть голос и звучал очень тихо. — Нет! Я бы никогда, никогда!

— Ты пытался меня убить, — холодно сказала, чувствуя удовольствие от того, что могу причинить ему боль этими словами.

— Я не хотел тебя убивать, я тебя любил, — прохрипел он.

Тут моей выдержки не хватило. Я сделала шаг ближе и с ненавистью выдавила:

— Я спасла тебе жизнь, ничего — ничего! — не попросив взамен. А ты. Хотел. Меня. Убить.

— Нет, нет! — взвыл он от боли, видимо, попытавшись пошевелиться.

И если до этого мужчина сидел, прижав к себе колени, то теперь завалился на бок и припал щекой к холодному полу.

— Ты любишь своего герцога? — зашептал он. — Любовь не бывает одна на всю жизнь. Любви много. Любят много, много, много раз. Я любил семь раз, я люблю тебя, ты восьмая. Я. Тебя. Люблю.

Пришлось закусить губу, чтобы он не услышал моего судорожного вздоха.

Я не выдержала. Отвернулась. Стоя к нему спиной, подняла руки и поняла, что пальцы не слушаются. Дрожат так, словно это я кого-то убила. Внутри разгорались ярость, отчаяние, страх. Медленно приходило осознание случившегося.

Волна неизбежности происходящего захлестнула с головой. Показалось на секунду, что я действительно нахожусь под водой и у меня нет ни единого шанса вырваться на поверхность, глотнуть хоть немного свежего воздуха. Будто вокруг всегда будут только эта удушающая вонь и боль, которая расползается по всему телу. Боль других семи девушек.

Не выдержав, я согнулась пополам, открыла рот и заорала беззвучно. Из горла вырвался лишь сиплый выдох. Так должен был подумать психопат, сидящий позади меня.

На самом деле я выплескивала отчаяние.

Спустя несколько мгновений стиснула зубы, вытерла костяшками трясущихся пальцев слезы под глазами и повернулась к Рогатому Догу.

— Ты убил их всех, — сказала ему ледяным голосом.

— Я не убивал! Я их любил! — яростно заорал он и застонал хрипло, надрывно.

— Ты их убил, — повторила, хоть и понимала, что это бесполезно.

Рогатый Дог родился психопатом.

Он прекрасно адаптировался в мире, был отличным товарищем, хорошим наездником, шутил и ругался так же, как и все мы. Он прекрасно нас копировал.