Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Найти камень мудрецов. Построить вечный двигатель. Обрести бессмертие. Превратить свинец в золото.
При упоминании последнего Айспин гордо кивнул.
– Ты действительно можешь превратить свинец в золото? – спросила Ицануэлла.
– Даже более того! – торжественно сказал Айспин. – Я все могу превратить в золото! Любое вещество, которое имеет определенную прочность. Все металлы, конечно, кроме ртути. Но и дерево, камень, пыль, воск, если он прочный. И, разумеется, свинец.
– Ты мне как-то сказал, что это невозможно, – сказал Эхо.
– Конечно, я должен был держать это в тайне, мой дорогой. У тебя проворный речевой аппарат, который может изъясняться на всех языках. Представь себе, что всем стало бы известно, что я могу производить золото – в любом количестве! Этот замок оказался бы в осадном положении! Все наемники Цамонии стояли бы у ворот. Каждый преступник преследовал бы меня, чтобы выпытать тайну. Каждый металломан направил бы за мной своих охранников.
Айспин безрадостно засмеялся.
– Поэтому я ограничил искусство производства золота этим секретным помещением. Сначала я превратил в золото небольшие предметы – книгу, тарелку, камень в стене. Потом – все большие – стул, скамью, стол – пока все не превратилось в чистое золото. Я все еще иногда достаю какой-нибудь предмет и превращаю его в золото. Но когда-нибудь мне это надоест.
– Но почему ты решил раскрыть сейчас эту тайну? – спросил Эхо.
Айспин улыбнулся.
– В отношении моей будущей супруги я считаю себя обязанным это сделать. – Он слегка потянул цепочку. – А ты, дорогой Эхо, все равно больше не сможешь выболтать эту тайну. Вскоре ты унесешь ее с собой в могилу.
«Большое спасибо, – подумал Эхо, – что ты мне об этом напомнил». Из-за всей этой роскоши он совершенно забыл, что у него уходило время.
– И при этом я чисто случайно наткнулся на эту формулу, – сказал Айспин. – Тебя, Эхо, вероятно, не удивит, что разгадку одной из самых больших тайн я нашел в самом малом. В засушенном листе из Малого леса, который был величиной с частицу пыли. Нужно лишь поменять пару молекул, но при этом знать, какие именно. И как поменять молекулы – это само по себе искусство.
– Тогда ты очень богатый человек, – сказал Эхо. – Тебе удается постоянно меня поражать.
– Можно вполне сказать, что это создает мне определенную финансовую независимость, – ухмыльнулся Айспин. – Но вы можете мне поверить, что все это золото ничего не значит для меня в сравнении с тем, что я надеюсь завершить сегодня вечером. Если бы я мог обменять все золото и формулу к нему на уверенность, что мне это удастся, я сделал бы это немедленно. Потому что богатство – ничто по сравнению с бессмертием. Какой толк от всего этого барахла, если я все равно умру? И это подводит нас к причине, по которой ты, Эхо, оказался здесь.
– Что ты имеешь в виду? – спросил царапка.
– Я основательно забил твою маленькую головку моими алхимическими знаниями, – сказал Айспин. – Но эту последнюю информацию – формулу для изготовления золота – я приберег на конец. Она, конечно, тоже должна быть в твоем мозгу, когда он будет вывариваться.
Айспин достал из своей мантии пергамент и протянул его Эхо. Лист был сплошь покрыт алхимическими знаками.
– Ты сможешь это запомнить? – спросил мастер ужасок.
– Гм… – произнес Эхо и стал изучать написанное на пергаменте. Это было связано с когезионными и адгезионными силами. С хлорофилированными атомами. С кладбищенским газом. С клеем. С кровью кожемышей. С пятикратной ректификацией.
Эхо ничего не понял из формул, которые запомнил, но когда он дочитал листок до конца, он знал, как делать золото.
– Все ясно, – сказал он. В его голове роились различные мысли.
Айспин взял пергамент и разорвал его на мелкие кусочки.
«Он, должно быть, достаточно уверен в моей смерти, – подумал Эхо, – раз он доверил мне такую тайну и после этого уничтожил формулу».
Но вот и пришел момент.
Эхо откашлялся.
– Но у меня одна просьба, мастер.
Айспин выпрямился.
– Какая? – спросил он строго.
– Я хотел бы еще раз пойти на крышу крыш. В самый последний раз.
Айспин расслабился.
– Если только это, – сказал он, – то это само собой разумеется! А тебе, моя любовь, я все равно хотел показать незабываемый вид сверху. Это захватывающая картина.
Все трое поднялись наверх, в мавзолей кожемышей, в котором вампиры в это время суток крепко спали. Стократный храп сопровождал их путь, в помещении стоял такой жуткий запах, что они поторопились поскорее выйти на крышу.
На крыше Ицануэлла так же окаменела, как и в первый раз, и схватилась за грудь.
– Разве это не чудесно? – воскликнул Айспин. – Отсюда можно увидеть все, до самых Синих гор. Здесь кажется, что до них рукой подать.
– Да, замечательно! – тяжело дыша, проговорила Ицануэлла. Она шаталась, и ее веки дрожали.
Вид был, как всегда, захватывающим, но на сей раз он оставил Эхо равнодушным. На кон было поставлено все. Как можно было при этом наслаждаться панорамой?
– Только если ты предварительно проходишь через затхлый мавзолей кожемышей, – сказал Айспин, – крыша полностью раскрывает все свои возможности. Каждый раз, когда я оказываюсь здесь, наверху, меня словно подменяют. К сожалению, в последнее время я редко бываю здесь.
– Это… чудесно, – прохрипела ужаска. Она вцепилась пальцами в свое цветочное платье.
«Ей надо преодолеть свой страх, – подумал Эхо, – прежде чем она выскажет ему свое желание. Она должна сказать это самоуверенным голосом, а не в таком состоянии, когда у нее пересохло в горле».
Айспин несколько раз глубоко вздохнул. Потом он показал вниз:
– Ты видишь Следвайю? – спросил он Ицануэллу. – Город кажется таким мирным. Отсюда, сверху, все выглядит так, будто в мире нет зла. И при этом в каждом отдельном доме живет кто-то, кто меня ненавидит.
Он засмеялся.
– А почему они меня ненавидят? Потому что они меня боятся. С другой стороны, я вынужден заставлять их испытывать страх, чтобы держать в узде, чтобы они не пришли сюда и не разорвали меня на куски. Заколдованный круг. Если бы ты знала, как я устал от этого. Как меня это утомляет.
Мастера ужасок охватило, видимо, философское настроение, на что Эхо и рассчитывал. Сейчас главное – не торопиться и сохранять самообладание! Ужаска должна успокоиться. Нужно выждать подходящий момент.