Тита уже поняла, что есть в ее голосе и глазах нечто, что не позволяет никому ей возражать.

«Я никого не собираюсь учить тому, чего не знаю, – сказал Конан, – или учить тому, что ученик хочет, чтобы его научили. Но, главное, не буду учить тому, в чем нет необходимости. Вы во мне не нуждаетесь, госпожа и господин Белое-Поле Я все знаю о твоих планах и целях. Мы, одинокие бойцы, обмениваемся информацией, сидя в седлах, по пути, или у костров. Все наемные воины в Итиле и его окрестностях знают о походе, который ты планируешь, знают о твоих слепцах и знают о странах синего цвета.

Тита и Ахав изумленно слушали. Так оно, все говорят о нем, об Ахаве, а он об этом не знает.

«Что говорят?» – спросил Ахав.

«Говорят, что ты поступаешь правильно. Собираешь материал о бесах. Но все удивляются тому, что ты еще не встретился с графом, отцом захваченных детей».

Тита сама себя похвалила за то, что пригласила Конана в этот вечер. На миг ей показалось, что она сама себя сбила с толку, ибо Конан не собирался, очевидно, делать то, что она полагала – выйти вместе с Ахавом на это сражение. Но вот уже один его совет стоил этой встречи.

Ахав не нуждался в этом совете. Он и сам знал, что необходимо встретиться с графом, услышать от него рассказ о том, как он искал детей, выяснить некоторые детали. Но не надо быть большим специалистом по человеческим душам, чтобы понять, почему Ахав стер из сознания идею встретиться с графом. Он вздыхал: «Читал я его отчет о походе, находящийся в институте по изучению демонов, и переписал большую его часть».

«Этого недостаточно, – сказал Конан.

Насколько сложна окружающая нас жизнь. Прекрасна вселенная, чудны и сладостны ее поля, но тому, кто собирается совершить действие, не до этих восторгов и сладостей. Уф. Сколько материала было собрано в голове. Сколько верных и не верных путей в каждом действии. Сколько этих действий следует сделать. Сколько границ прорвать. Сколько строк переписать и прочитать, и вновь вернуться к ним, чтобы отобрать самое нужное и выбрать лишь один верный план из многих. И даже неверный, но, всё же, план. Прекратить поток вопросов, сомнений, поток материала, страниц, свидетельств, встреч за чашкой кофе или – еще лучше – за тарелкой супа.

Конан удивлял количеством съеденного и больше не говорил о войне, собственно, его профессии. Она похвалил тарелку, украшающую стену, тарелку, покрытую серебром и цветными рисунками девиц. Он продемонстрировал знание строк на иврите из Священного Писания, вывязанных на краях салфеток.

После еды, выпив стакан густого вина, сказал Конан, как бы в оплату за угощение, то, что ожидали от него: «Я думаю, что ты должен тоже тренироваться, Ахав. Есть способы войны, которыми ты должен овладеть. Каждый мускул в теле должен быть настроен на ожидание опасности, которая неизвестна, и на быстроте реакции – до размышления».

Он говорил отеческим, авторитетным тоном, и Тита ощущала приятное покалывание в спине, и смотрела на него взглядом, который он не понял, и хорошо, что не понял. Так женщины хранят свои секреты, которые мы никогда не в силах раскрыть.

«Ты потренируешь его? – спросила Тита, и повторила эти слова тоном просьбы. – Потренируешь его?»

«Нет, – сказал Конан, – я не могу, но я дам вам имя одного еврея из Итиля, он, быть может, еще лучше меня».

«Правда?» – удивился явно разочарованный Ахав.

«Да, – сказал Конан, – он боец высшего класса, в совершенстве владеет топором и кинжалом. Никто с ним не может сравниться в этом деле во всей империи и всех пространствах на Востоке. Он лучший из воинов Хазарии, бороды которых подобны меди и золоту. Лучше его нет в знании тайн войны на водах. Я уже говорил твоим товарищам при встрече в Шаркиле, что следует изучать тайны боя на водах. Я не знаю его настоящего имени, но кличка у него – «Дикарь. Я много раз встречался с ними в авантюрных походах. Колоссальные трофеи нам доставались, и мы честно делили их, вторгаясь в племена ненавистников света и приносящих человека в жертву. Однажды мы спасли дочь королевы, которую звали Фарисда, что означает – «волшебная девочка».

«И что? – спросила Тита. – Он согласился?»

«Согласился. Но вы должны будете ему заплатить, – сказал Конан, – он сейчас в Итиле, отдыхает после похода на тех, кто на юге выращивает скорпионов. Он согласится. Если же нет, надо от него это потребовать. Он ведь из твоего народа, Ахав, и детей надо освободить и вернуть. Я видел его на полях войны, в дальних замках, утром перед боем, повязывающим на руки и лоб молитвенные филактерии, и обматывающим ремешок – раз, два, пять, семь раз, и шнур ремешка врезался ему в тело. Он предан своему народу и его бедам».

«Почему бы ему не заплатить, чтобы он сам пошел вызволить детей?» – спросила Тита.

Конан смотрел на Ахава. «Я думаю, – сказал он, – что это должен сделать сам Ахав. Он научится, потренируется, и будет способен сам это сделать, как лучшие из одиноких воинов. Я думаю». И после небольшой паузы, добавил: «Думаю, что Ахав жаждет это сделать сам».

Ночь приближалась к утру. Было морозно, и паутина превратилась в белые лесенки в свете луны. Пришел месяц Хешван после лета, лучше которого люди не помнили в течение многих лет.

В слабом сиянии свечей, смотрела Тита на двух мужчин, сидящих перед нею у стола. Один великан, гора мускулов, черноволосый. Другой – ее муж – стройный, хорошо сложенный, но молодой и выглядящий даже хрупким, волосы его рыжи, щеки гладки и розовы, глаза дерзки и сияют сейчас сильнее, чем когда-либо раньше.

Он улыбался какой-то новой улыбкой, красивый, как прищур девицы, разглядывающей собственное вязанье, и чуть-чуть кивал головой.

Суп стоил всех моих усилий, подумала про себя Тита.

* * *

Сразу же после этого Тита нашла Дикаря. Она полагала увидеть мускулистого великана, подобного Конану. Это то, что предполагают видеть, идя на встречу с человеком, чья профессия – убийство, а статус – наёмник-одиночка. Но Дикарь был худ, низок, имел длинное лицо и криво улыбался. Пейсы и борода его были коротки. Он пил концентрированный спирт, который гнали из винограда, запах которого ударил в нос Тите, как только она вошла к нему в дом.

Это вредно для здоровья, мелькнуло в голове Титы, это плохая привычка – давать голове погружаться в алкогольное облако, но что я знаю о жизни этих героев, об их играх в рамках их сил, об их неутолимой жажде преодолевать препятствия?

Она рассказала Дикарю, который пребывал в пьяной расслабленности. Но тотчас, как понял серьезность дела, стал внимательно ее слушать.

Детали главной проблемы, к ее удивлению, он отлично знал. Воины много говорили между собой об этом действии. Всё знали о воронах, которых привели в Итиль. «Знай, Песах ничего не мог сделать, – сказал ей Дикарь. – С того момента, когда он поднял саблю, чтобы убить шведа, он был привязан к Самбатиону, и сила, вселившая в саблю, пришла от беса».