Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Паро-конь бежал по степи, пойманный домовик шуршал в мешке, все пытаясь прогрызть плотную ткань. Наконец, невдалеке показалась знакомая роща.
- Принес мий хрестик? Чи такому поважному панычу що до рук попало – то пропало? – спросил девчоночий голос – сквозь насмешку в нем отчетливо пробивалось напряжение.
- Ну почему же? Могу и отдать! – Митя нырнул под ветки.
Застилающий землю ковер старых листьев был вскопан там, где он отбивался от мертвяка. Митя невольно передернул плечами… и понял, что жест этот вовсе лишний. На самом деле он не вздрагивал, глядя на место, где навий чуть не убил его. У него не холодело в груди, не бежали по лопаткам ледяные мурашки. Ему было лишь жаль – потому что совершенно не было страшно. Никогда больше он не сможет испугаться мертвых.
Он не хотел такого! Совсем не хотел!
Девчонка стояла на том же месте, где он увидел ее в первый раз.
- Возьми! – он шагнул ближе, протягивая сжатый кулак.
Она на мгновение заколебалась, чувствуя подвох, но забрать крест хотелось сильнее, и она протянула руку…
- Ай! – и с испуганным криком выронила упавший ей в ладонь посеребренный нож. Тот самый, что отец вытащил из могильника.
Он снова успел поймать ее за косицу, с силой притянул к себе и уставился в лицо. Должна же хоть как-то измениться та, что убила богов. Пусть маленьких, но и девчонка тоже – не крупная. Всё такая же серая, тощая и ушастая. Ничуть не изменилась.
- Это ведь ты упокоила их, верно? – он дернул за косу, не обращая внимания на слабые пальцы, пытающиеся разжать его хватку. – Можно было и не отбирать твой крестик, чтоб ты пришла, ты бы и так меня не упустила, да, ведьмочка? Ох, ты и забавлялась, небось, тогда, видя, как я тебя вроде как заманиваю!
- Ты ж досвидчена людына, паныч, сам знаешь, ведьм не бывает. – безуспешно пытаясь высвободить косицу, пропыхтела она.
- Оказывается, среди образованных людей на этот счет разные мнения. – фальшиво обрадовался Митя. – Некоторые утверждают, что такие как ты очень даже бывают! Даже описывают вас ну просто слово в слово: хитрые, наглые и беспринципные! Так и норовят врагам выдать, да жар чужими руками загрести.
- Сам-то ты дуже хороший, панычу! – фыркнула Даринка. – Дружка свого в доме з мертвяками кинул, а сам утёк! Як ты з ним, так и я з тобой!
- Так было нужно!
- Так и мэни треба було! Крим мэнэ их никто упокоить не мог!
- Потому что ты их и разбудила? – тихо спросил Митя и по тому, как съежилась девчонка, понял, что угадал. – Зачем, ну зачем? – почти простонал Митя. – Тебе не хватало богов? Господа-Вседержителя мало? Кровных Предков недостаточно? Ты хоть понимаешь, что бабайковские мертвяки только чудом всю вашу губернию не поели?
А чудо пришлось совершать ему. А ведь он вовсе не хотел. Просто кроме него там никого не было. Кто б справился.
- Столько смертей, столько… Зачем?
- Не знаю. – отворачиваясь, прошептала девчонка, и прежде, чем он вспылил на эти ее слова, добавила. – Тоди не знала. Привели, показали… як воны там лежат, ци двое, мов заснули. Жалко якось стало – таки ж малые, як я, и не пожили зовсим.
- И из жалости ты разбудила древних племенных богов! – скептически хмыкнул Митя. – Тебе сколько лет тогда было, ты, жрица неведомого культа?
- Та навищо ж так ругаться, панычу! Семь мне було, семь!
- Семь… - повторил Митя и задумчиво так протянул. – А может, тебя убить? А то мало ли что еще ты из жалости натворишь… Мало ли кого еще… Чертей там из пекла выпустишь…
- Як можно, панычу! – с чопорной укоризной покачала головой Даринка. – Бо про чотрив уси знают, що злыдни они, а про цих двох хто ж знал? Недоученная я. Тетенька рано померла… - она опустила глаза. - Сказали, разбужу – долги батькови простят.
- По выкупным платежам долги? – зачем-то уточнил Митя.
Девчонка мрачно молчала, глядя в землю.
- А поднимала на своей крови.
Кивок головы был едва заметен. Понятно. Если прав Свенельд Карлович, и эти самые ведьмы и впрямь были некогда служительницами Древних и даже Пра-Древних… их кровь должна давать много сил, так много, что поднятых кровью девчонки божков только она сама упокоить и могла.
- А стишки те глупые – откуда взялись? Навряд древние племенные боги читали «Степку-Растрепку»?
- Воны – нет. Ада… панночка Ада Шабельская, она читала… вслух… - и девчонка вдруг зачастила, - Я вже килька рокив до них дистатыся намагаюсь, ось як трохи подорослишала, та зрозумила, що воны роблять! Та тильки воны ж, не будь дурни, меня до сэбэ не пускали! А з тобою прошла. – ее прозрачные, бесцветно-серые глаза уставились на него с пристальным, недобрым интересом. – З тобою теж не все просто, панычу? Бачила я, як ты тех мертвяков крошил.
- Больше столько за раз не получится, это только после первого упокоения… - неожиданно для самого себя поделился Митя, и тут же сам себя одернул. – Не обо мне речь! Ты, выходит, бедное, несчастное дитя, заставили тебя, обманули… а следы зачем прятала? Алешку Лаппо-Данилевского, когда он из дома Бабайко удрал, зачем прикрыла?
Она снова уставилась в землю.
- Расскажешь о нем. – властно бросил Митя.
Худые лопатки под вышитой рубахой протестующе шевельнулись.
- Я сказал – расскажешь! – повысил голос Митя. – Пойдешь к моему отцу и во всем признаешься. Про Алешку, про его отца… ты ребенок, тебе ничего не будет.
- И батьке моему, который велел сделать, чего паны попросят, иначе по миру пойдем – тоже ничего не будет? Мамке, которая знала, да не донесла? – и по выражению лица Мити сразу все поняла. – За поднятие навий сколько каторги дают?
- За сообщничество…
- Один черт, прости Господи! – отмахнулась девчонка и уставилась на Митю, мрачными, разом потемневшими глазищами. – Хучь ты меня, паныч, полиции сдай – мовчаты буду! Хучь режь, хучь жги – ани словечка не скажу!
И Митя понял – не скажет.
- Они ведь снова что-нибудь придумают. Алешка с его папашей. – также мрачно процедил он.
Плевать на Бабайко, но невыносимо знать, что младший Лаппо-Данилевский от него ускользнул. Да и старший тоже… смеются, небось, язвят… как ловко всех провели.
- То вже не моя печаль! – твердо отрезала девчонка. – Що сама натворила – за то расплатилася, а до чогось иншего мне дела нет.
- Расплатила-ась? – злорадно протянул Митя. – По твоей… - он пожевал губами, словно проглатывая слова, и наконец выдавил. -…детской невинности здесь убивали живых и тревожили покой мертвых. Попрана воля и власть Мораны-Темной, а самое главное… Крестьянская девка подняла мертвецов и заствила их работать на местного лавочника? Знаешь, что скажут в обществе, когда прослышат об этом? – он шагнул к ней близко-близко, уставился глаза в глаза, так что девчонка невольно вздрогнула под его мрачным немигающим взглядом. – Скажут… удобно-то как! Мертвые рабочие у станков, мертвые крестьяне на земле… не едят, не пьют, не обманывают хозяев, не просят жалованья. А живые тогда… зачем, а, ведьма? Батька твой, мамка, которые так удачно рассчитались с долгами… на что они вообще?