– Да, гауптштурмфюрер, и незачем затыкать себе рот, когда произносите это слово.

– Нет, нет… Но удобно ли?

– Теперь удобно… Так кто ваш уполномоченный?

Испуганный взгляд незнакомца все еще держался на Ольшере.

– Вы не вспомнили меня? – спросил капитан. – А я вспомнил! Сотрудник отдела пропаганды Туркестанского национального комитета Али…

– Не надо! – поднял предостерегающе руку незнакомец. – Не Али…

– Хорошо. Так кто ваш уполномоченный?

Незнакомец встал, оправил зачем-то пиджак и, приняв важный вид, кивнул в сторону компании эмигрантов:

– Прошу!

Саид находился как раз в штабе у полковника Арипова, когда пришел «Аист». Вызвал ли его командир батальона или он сам явился, понять было трудно, но разговор показался Саиду неновым. Оба как бы продолжали начатое прежде.

– Значит, вы хотите перевестись в Альби?

– Так точно, господин штандартенфюрер.

Полковник достал какую-то бумажку, повертел ее в руках, давая понять этим, что рапорт поступил к нему не сегодня и что он уже рассмотрел его.

– Желаете служить вместе с товарищами?

– Так точно.

Полковник повернулся к Исламбеку.

– Что ж, удовлетворим просьбу шарфюрера? К тому же рота, что направляется в Альби, не полностью укомплектована и он будет там не лишним…

Саид кивнул. Никаких возражений у него не было, напротив, он с удовольствием сам бы послал «Аиста» на Запад. И так этот долговязый шарфюрер слишком задержался здесь. В записке ясно было сказано ему: «Бегите из Нима! Вас ищет гестапо». Разве недостаточно такого предупреждения? Прошла целая неделя, пока шарфюрер решился покинуть город. А гестапо действительно ищет. Кого-то ищет. Молодчики с черной свастикой на рукавах ежедневно наведываются в расположение батальона.

– А он знает, что выезжать надо немедленно? – спросил полковника Саид. Именно полковника. Ему не хотелось вступать сразу в разговор с шарфюрером.

– Вы готовы? – передал вопрос Арипов.

Шарфюрер закивал:

– Да, да.

– Больше вы сюда не вернетесь, – предупредил Саид.

– Понимаю.

– Поэтому рассчитайтесь со всеми. Небось должны прачке или хозяйке погребка… – Саид подмигнул озорно, намекая на вечерние похождения младших командиров. Ему надо было уточнить, насколько ясно представляет себе цель «Аист», все ли берет с собой. Шарфюрер как-то странно заулыбался – большой тонкогубый рот его раздвинулся чуть ли не до ушей, а глаза испуганно полезли наверх.

– Расплачусь, господин унтерштурмфюрер… Я всегда расплачиваюсь. Знаю, что не вернемся больше…

«Ты не вернешься, – уточнил мысленно Саид. – Тебе здесь делать нечего. Доставай пакет из своего тайника и беги…»

– В таком случае собирайтесь, рота выезжает в шесть вечера.

– Вечера?! – приуныл «Аист». Ему, видимо, не хотелось пускаться в путешествие ночью. Он помнил о встрече у Монпелье. А разве в темноте отыщешь «друзей»?

Полковник счел нужным дать справку:

– Воинские поезда днем пускать запрещено – бомбят!

– Да, да, – закивал снова «Аист». Несуразно длинное тело его слегка сгибалось, когда он делал кивок, словно голова перевешивала и тянула вниз.

«Почему избрали именно «Аиста»? – задал себе вопрос Саид. – Разве не было другого, менее приметного человека. Или другой не смог бы убрать унтерштурмфюрера?» Саид посмотрел на руки «Аиста», висевшие у коленей, – длинные руки с костистыми пальцами, вялые, почти безжизненные сейчас. И эти руки могли ожить, налиться силой, сдавить горло жертве… Горло друга…

– Счастливого пути и удачи! – торопливо и с каким-то облегчением произнес полковник. Он, видимо, тяготился своей миссией покровителя и наставника шар-фюрера. Не до чужих забот было сейчас Арипову, самому бы укрыться от тревог и опасностей. Гроза нависла над головой, и вот-вот ударит молния. Франция, теплая, ласковая Франция, не принесла избавления от страха. Ясно теперь, что отсидеться до лучших, спокойных времен не удастся. Фронт перекатывается и сюда, и немцы становятся все злее и злее. Ним превращают в крепость. Крепость, в которой погибнут все. Произнося напутствие шарфюреру, полковник, конечно, не думал о чужом счастье и тем более о чужой удаче. Ему нужно было уменьшить собственную тягость. Уменьшить хоть на немного.

– Спасибо, спасибо, – так же скороговоркой ответил «Аист». И на лице его промелькнула тень радости. Нет, он не улыбнулся, ничего похожего на улыбку не было. Просто смягчилась складка озабоченности над бровями и глаза помутнели. «Аист» посчитал слова полковника, как хорошее предзнаменование перед дорогой.

– Аллах биз билян! С нами Бог! – произнес он торжественно и сделал омовение.

Полковник склонил голову. Ему тоже следовало повторить фотиху – омыть руками лицо, – но рядом был унтерштурмфюрер и при нем не хотелось показывать свою духовную близость с «Аистом».

– Будем верны тюркско-германскому союзу! – заключил церемонию Арипов и встал, давая этим понять, что беседа окончена и шарфюрер может идти.

– Хайль! – вдруг вскинул руку «Аист». Получилось это у него смешно, ладонь едва не коснулась низкого потолка, а растопыренные пальцы шевелились, пытаясь собраться вместе. Нет, он не был солдатом, этот «Аист». Он только числился по военному ведомству, существовал за счет армии и войны.

Когда шарфюрер ушел, Саид сказал полковнику:

– Доедут ли они до Альби?

Арипов поднял недоуменно брови:

– Дорога, кажется, безопасна…

– Не то. Ходят слухи о высадке десанта в Нормандии…

– Десант?!

Он ожидал этого, все ожидали, но не в Нормандии, а здесь, на юге, где-то вблизи Нима.

– Бои идут с рассвета, – досказал Саид.

– Вы думаете, легионеров вернут в Ним?

– В Ним… и дальше…

Нетрудно было догадаться, на что намекает унтерштурмфюрер: им не доверяют, их отодвинут снова в тыл. Но где теперь тыл?

– Я получил приказ из Берлина, – солгал Саид. – Мне предложено сопровождать роту до Альби…

– И что же?

– Жду отмены… Возможно, в течение дня поступит новое распоряжение…

– Надеетесь на такую оперативность Главного управления?

– Сейчас медлить нельзя, господин штандартенфюрер. Во всяком случае, если распоряжение не застанет меня в Ниме, будьте любезны переправить его на одну из станций следования роты, учитывая время нашего нахождения в пути. Лично я сообщу свой маршрут в Берлин, хотя не уверен, что донесение мое попадет в руки гауптштурмфюрера до отправки приказа о возвращении.