Аист!

Радостно забилось сердце Саида. После стольких дней и месяцев ожидания он наконец увидел «священную птицу». Еще и еще раз взгляд упал на идущего по лестнице шарфюрера, придирчиво осмотрел его, так придирчиво, если бы делал это не посторонний, а близкий шарфюреру человек, встретив его после многих лет разлуки. Сверил все, хотя сверять было не по чему – ни фотографий, ни отпечатков в памяти не существовало, – только кличка и пояснения к ней коротыша. И еще – портрет, нарисованный собственной фантазией. Портрет, увы, не совпадал с оригиналом. Но все же облик шарфюрера соответствовал кличке «Аист». Удивительно соответствовал.

«Иди, иди! – заторопил шарфюрера Саид. – Старика нет. И никогда уже не будет. Он умер еще на прошлой неделе. Но идти к нему надо, если решился на этот шаг. Да и что другое можешь придумать: пакет у тебя и надо от него избавиться, просто необходимо избавиться, иначе хозяин сживет тебя со свету!»

Шарфюрер и сам торопился. Он обгонял людей, двигавшихся по лестнице, перескакивал через ступени, готов был, кажется, лететь наверх, к самому храму. И только на последней ступени придержал шаг – вспомнил, что идет всего-навсего к нищему и такая поспешность неестественна, даже подозрительна. Надо идти медленно, усталой походкой. Площадку перед храмом шарфюрер одолевал уже спокойно, длинные ноги его не выбрасывались вперед, а вяло тащились вслед за наклоненным туловищем, и руки опали к коленям.

«А старика нет, – подсказал “Аисту” Саид. – Жаль, конечно, но что поделаешь: пути Господни неисповедимы. Десять лет стоял он на этих ступенях, взымая дань жалости и сострадания с людей, а когда минул его срок – упал. Прямо на ступени. И его долго не уносили. День был дождливым, и никто не приходил к храму. Собачка, что коротала свой век у ног нищего, выла, звала кого-то, но храм был слишком далеко от города, и ее не услышали…»

Старика не было. «Аист» это не сразу понял. Он попытался найти его. Обошел храм, потоптался среди людей, сверил время – десять утра, все точно, – и вернулся на площадку. Старика нищего не было. Тогда «Аист» понял. Смятение охватило его. Испуганно озираясь, он кинулся вниз по лестнице, к подножию холма…

Саид едва поспевал за длинноногим шарфюрером. Нет, он не думал догонять его, но и выпустить из виду не мог. Ему надо было узнать, куда направляется «Аист». Обязательно узнать, иначе снова исчезнет след и потребуется время на поиски. Время, полное неожиданностей и риска.

Где его гнездо?

«Аист» не полетел в гнездо. Видимо, он получил сегодня отпуск от полковника, – от кого же еще мог шарфюрер получить разрешение на прогулку по городу с адресом на листовке, – и теперь распоряжался свободой по собственному усмотрению.

Никаких оригинальных желаний, пока он спускался по лестнице, у шарфюрера не родилось, и через четверть часа перед ним открылись двери кафе на бульваре Республики. «Аист» нырнул в гущу цветных столиков и вынырнул в противоположном конце зала, где заливалась вином компания легионеров. Саиду пришлось пройти мимо кафе, сделать вид, будто его интересуют аллеи под платанами и смуглые нимки, прохаживающиеся праздными стайками по бульвару. Назад он вернулся спустя какое-то время, достаточное для того, чтобы о нем забыл гарсон, стоявший у входа. Саид занял свободный столик и заказал бутылку вина. В конце концов можно было отметить этот день и эту встречу.

«Аист» пил и шумел. Пил много и звал куда-то своих друзей. Но пьян он не был, только казался пьяным. И это понимал Саид. Еще в Юратишках коротыш сказал ему, что «Лайлак» не пьянеет, тем более от сухого вина. За другими столиками сидели немцы – из частей гарнизона и зондеркоманды – и тоже пили. Но вели себя тихо. Молчали. И молчание было каким-то неестественным и тревожным. Мрачным было – немцы ждали открытия еще одного фронта, теперь здесь, во Франции, и это не сулило ничего приятного, тем более, что на Восточном фронте германская армия терпела поражение за поражением и надежды на реванш уже не было. Только вчера газеты сообщили о сдаче Севастополя, еще раньше советские войска вошли в Одессу. Геббельс заговорил о защите рейха. Впервые о защите… У самого выхода пристроились власовцы. Те лишь пугливо поглядывали на своих молчаливых союзников и иногда перебрасывались скупыми словами. Стаканы их были пусты. Вино не тешило роавцев.

Одолев свою бутылку и для приличия отсидев некоторое время за столиком, Саид подозвал официанта и попросил передать долговязому шарфюреру, что шумел в конце зала, маленькую записку. Не сразу передать, а минут через десять, когда господин офицер уйдет. Плата за любезность лежит под бутылкой.

Официант поклонился – он все понял и повторять не следовало. Едва Саид покинул кафе и исчез за первыми платанами, гарсон убрал со стола, снес посуду на кухню, а потом не спеша направился к компании легионеров. Наметанный глаз легко определил, в какой именно момент следует передать записку, и шарфюрер неожиданно почувствовал в своей руке свернутый клочок бумаги.

– Мне?! – испуганно спросил он и едва не уронил записку, словно она обожгла его.

– Вам, – объяснил гарсон и посмотрел в сторону бульвара, где прохаживались одетые почти по-летнему скучающие нимки. – От дамы…

«Аист» не поверил: он помнил лестницу у храма и теперь связал эту лестницу с листком бумаги, оказавшимся у него в руке. Товарищи «Аиста» поверили.

– Ха, тобой уже интересуются пери… Не теряйся, брат, а то мы перехватим красавицу.

Пришлось развернуть бумажку и прочесть. Прочесть вслух, так потребовали друзья. Но прежде «аист» пробежал листок глазами и убедился, что ничего опасного записка в себе не таит.

«Не огорчайтесь первой неудачей. Я хотела проверить ваши чувства, поняла, что вы благородный человек. Жду вас снова, в то же время… Лилли».

Он не прочел последней строчки. Сообразил, что делать этого нельзя – там был адрес!

– За благородного человека! – насмешливо выкрикнул один из легионеров и поднял стакан.

– Нет, за милую Лилли, – возразил другой. – Хороша небось чертовка… Как ты считаешь, счастливчик? Эй, гарсон, еще бутылку. За счет этого удачливого шар-фюрера!

«Аист» спрятал записку. Сделал он это торопливо, дрожащими руками – записка радовала и пугала его.

– Но почему милая пери пишет по-немецки? – опять насмешливо произнес первый легионер. – Или она считает нас немцами?

«А на каком языке она могла бы написать? – подумал “Аист”. – Не на турецком же!» И ответил:

– Да, она считает нас немцами.

Насмешник лукаво подмигнул:

– Надеюсь, ты докажешь ей, что это не так…

Компания залилась громким визгливым смехом.

От одного из столиков отделилась тучная фигура оберштурмфюрера и приблизилась к легионерам.

– Человеку в немецкой форме нечему радоваться сейчас, – сказал офицер мрачно. – Надеюсь, вы меня поняли, господа?

Легионеры смолкли.

Офицер глянул на них осуждающе и вернулся к своему столику.