Она не имеет права втягивать такого хорошего человека, как Клод, во все обрушившиеся на неё бедствия. Если бы только всё касалось её одной… Если бы не нужно было беречь Тристана, а затем и связаться с отцом, дать знать ему обо всём случившемся… возможно, найти Матильду… Она бы исчезла из его жизни навсегда, и это было бы к лучшему. Но сейчас она не могла себе позволить такого благородного жеста. Пока Тристан не попадёт в надёжные руки её тётки, и думать нечего о том, чтобы пренебрегать помощью.

Но, быть может, сам Клод уже предпочтёт продолжить свой путь в одиночку, после всего-то, что случилось? Такая мысль была как ушат ледяной воды. Беатрис бы поняла Клода… но как же ей хотелось, чтобы он остался с ними! Он нужен ей. И нужен Тристану…

И снова она возвращалась к мыслям, которых стремилась избежать. К своему брату, к Тристану. На пути к церкви, в которую повёз её судья, сказав, что они не могут пропустить воскресную мессу, она перебирала в голове все возможные варианты развития событий после того, как Тристан убежал от неё. В голову приходило столько разных мыслей, что Беа не знала, на какой остановиться. Впрочем, она верила, что всё станет ясно уже сегодня. И, в лучшем случае, сегодня же она покинет этот ненавистный город, который принёс ей и брату… и Клоду столько бед.

Путь до церкви прошёл скоро. Беатрис вздрогнула, вырываясь из трясины размышлений, когда экипаж остановился. Она вышла и с особым трепетом оглядела скромное строение. Впрочем, для неё, не видавшей более никаких церквей, кроме той, что находилась в её деревне (красотами Нанта ей было некогда любоваться), эта казалась большой и величественной. Она подождала, пока Жерар Рошер направится ко входу, и пошла чуть позади него. Как же давно она не входила в освящённое место! И теперь, переступая порог, Беатрис чувствовала почти страх, как будто Бог мог отказаться от неё только из-за того, что она не посещала ежевоскресную мессу последние недели.

Но это чувство прошло сразу же. Только оказавшись под церковными сводами, она ощутила то спокойствие и умиротворённость, которые испытывала всегда в таких случаях. Народу собралось много, почти все места были заняты, но Жерар Рошер повёл её куда-то к первым рядам, где для них, очевидно, были заранее приготовлены места. Так и оказалось. Вскоре Беатрис устроилась на деревянной скамье, прямо напротив священника, и приготовилась наслаждаться мессой.

Святой отец не заставил себя долго ждать. Он вышел, седой и отстранённый, сопровождаемый песнопениями. Беатрис сжала руками ткань платья и чуть подалась вперёд. Всю первую часть мессы она провела в такой позе, слушая звучный голос священника, глядя на Христа позади него и молясь о том, чтобы ей удалось добраться до Парижа; чтобы Тристан оказался скорее в безопасности; чтобы Матильда каким-нибудь чудом смогла выжить, если ей это удалось тогда, в день их побега; чтобы отец с Аньес вернулись из Англии, и их жизнь могла наладиться; чтобы мать обрела покой на небесах… И ещё она подумала о Клоде. Но отчего-то смутилась, что в мыслях о семье, возникла мысль о незнакомом, пусть и так много сделавшем для них с Тристаном, человеке.

Она откинулась чуть назад, моргнув и переведя взгляд на священника, который читал Новый Завет. Сосредоточиться теперь почему-то стало очень сложно, но Беатрис честно пыталась. Однако, видимо, опасения за брата не давали ей вновь погрузиться в ход литургии, и всё оставшееся время до окончания мессы Беатрис сидела сама не своя, чувствуя при этом недоумение и стыд, что думает в эту минуту о земных тревогах.

Наконец, прошли завершающие обряды, и Беатрис поднялась со скамьи, прилагая все силы, чтобы подавить в себе нетерпение.

– Мне нужно исповедаться, – панически шепнула она судье.

Тот понимающе кивнул и повёл её к исповедальням. Беатрис дрожащими руками отодвинула занавесь и ступила в ограниченное пространство. За решетчатым окошком была видна чёрная сутана, и Беа завороженно глядела на неё, собирая решимость в кулак. Было сложно вновь вернуться ко всем тем событиям, что произошли с ней со времени последней исповеди. Она даже ощутила постыдное желание уйти, пока имеется таковая возможность, однако оно вскоре исчезло, и Беатрис присела на табуретку, собираясь с духом, прежде чем начать каяться.

– Что беспокоит тебя, дочь моя? – послышался приглушённый голос из-за перегородки.

– У меня на душе есть грех, святой отец. Много грехов…

И после этой, так тяжело давшейся ей фразы Беатрис уже не смогла остановиться, пока не рассказала священнику обо всех своих прегрешениях и даже о будущих, которые не сможет не совершить.

– Я причиняю столько вреда, – говорила она. – Мой брат не должен жить так, как живёт сейчас. Он не должен бродить по дорогам, скрываясь от наёмников, и попадать к сомнительным людям. Он должен быть в безопасности. И я клянусь, что сделаю всё для его безопасности. Только бы добраться до монастыря в Лавале: там он будет под присмотром настоятельницы – нашей родственницы… И этот отважный рыцарь… Я втянула его во все свои злосчастья. Из-за меня он едва не погиб и сейчас тяжело ранен. Я поступила непозволительно, приняв его помощь, ведь теперь ему угрожает та же опасность, что и нам. Я не прощу себе, если он…

Она выдохнула, опуская голову.

– Грехи твои не столь страшны, ибо совершены они были не в дурных целях, а в целях сохранения брата твоего. Ты не виновна в смерти своей матери и в том, что, твоими же словами, бросила сестру. В твоём случае нельзя было поступить иначе, чтобы спасти жизнь близкого тебе человека. И в том, что брату своему и рыцарю, вас сопровождавшему, ты причиняешь один вред, ты также не права, ибо не твоя вина в том, что ты оказалась в этом положении. Однако… У тебя имеется один грех, за который ты должна искренне раскаяться, – ложь против неповинных людей. Пусть они пытались убить тебя, но ты оклеветала их в том, чего они никогда не делали. Бог же велит нам прощать ближнего своего. Только всепрощение и христианское терпение даруют нам мудрость.

– Я понимаю, святой отец. И я раскаиваюсь, искренне и чистосердечно. Я пришла сюда потому, что не могу более держать этот и другие грехи в своей душе. Мне нужно… освободиться от их тяжести.

– Ты правильно сделала, что исповедалась при первой возможности. – Похоже, он сознательно умолчал, что подобная возможность имелась в Нанте, но Беа ею пренебрегла просто потому, что не вспомнила. – И я вижу, что раскаиваешься ты от чистого сердца. Я отпускаю тебе грехи твои, дочь моя. Но тебе тоже следовало бы остаться в монастыре Лаваля, а не продолжать столь тяжёлый и опасный путь. Однако лишь тебе решать, какую дорогу выбрать.

– Спасибо вам, святой отец, – прошептала Беатрис сквозь подёрнутые пеленой глаза и, в последний раз взглянув на видневшуюся в окошке чёрную сутану, выскользнула из исповедальни.

Судья ожидал её на выходе. Беатрис подошла к нему, и вместе они выбрались на солнечный свет. Было где-то два часа пополудни, и, какой бы оторванной от мира ни чувствовала себя Беатрис сейчас, она не могла не вспомнить, что нужно встретиться с Клодом и немедленно ехать к тому торговцу, чтобы вызволить Тристана.