Я доложил об этих письмах Владимиру Ильичу, и он, всегда забывавший о себе, в мгновенье ока сделал резолюцию: «Дело прекратить. Освободить. Послать на фронт».

Между тем дело Платтена шло своим чередом. 16 марта 1939 года ему предъявляется постановление об окончании следствия, и он пишет под ним по-немецки: «С материалами следствия ознакомлен. Добавлений или просьб к следствию не имею. Я подтверждаю все мои показания и прошу помочь мне выйти на правильный путь».

Через два дня обвинительное заключение передается Военному прокурору Московского военного округа, вот-вот суд, и вдруг дело возвращают на доследование. Вчитываюсь в решения и постановления: бред какой-то! Арестованный по другому делу некто Гинзбург заявил, что Платтен является резидентом немецкой разведки и что он, Гинзбург, связан с ним по шпионской деятельности. Снова расследования, допросы, очные ставки — в итоге выяснилось, никакой Платтен не резидент, а Гинзбург самый обыкновенный лжец… Лжец-то лжец, но зачем понадобилось оговаривать Платтена? Не иначе, ему пообещали скостить год-другой, если поможет утопить строптивого швейцарца.

А вот еще один щемящий душу документ, написанный рукой Платтена на четвертушке тетрадного листа.

«Так как я совершенно не знаком с вопросами судопроизводства, ходатайствую о предоставлении мне казенного защитника, владеющего русским и немецким языками. У меня сейчас совершенно нет денег, и поэтому пригласить платного защитника я не в состоянии».

И вот наконец назначена дата суда. Заместитель председателя Военного трибунала НКВД МО военюрист 1-го ранга Борзов пишет начальнику Бутырской тюрьмы, где в это время находился Платтен: «3 а ключе иного Платтен Ф. П. прошу доставить в судебное заседание трибунала 29 октября 1939 года к 16 часам утра по адресу: Москва, ул. 25 Октября, дом К» 23».

Казалось бы, все предрешено, приговор можно оглашать до начала заседания: либо расстрел, либо 25 лет лагерей, но судей ждал огромный сюрприз. Они не учли, с кем имеют дело. Платтен — это не мальчик для битья, Платтен — это настоящий революционер, блестящий тактик и дальновидный стратег. После оглашения обвинения он заявил: «Хотя я подписал протокол допроса о моей якобы шпионской деятельности, но я прошу суд мне поверить, что я никогда не был шпионом, и я расскажу суду все, что было в действительности. Шпионом я признал себя только потому, что следствие упорно от меня требовало это признать, но я, не имея доказательств в свою пользу, решил это признать, дабы скорее окончить следствие и чтобы мое дело перешло в суд… Станислав — имя вымышленное, «Гельвеция» — старое название Швейцарии. Так что все эти показания являются поэзией.

Если бы я был заключен в тюрьму в капиталистической стране, я бы наверное держал себя как большевик и никаких показаний не давал, но будучи в социалистической стране, я не хотел бы быть уничтожен как шпион, так как я им никогда не был. Я рассчитывал, что следствие подойдет объективно, но убедившись, что это не так, решил дать любые показания, рассчитывая на объективный разбор дела в суде».

Началось заседание в 10.00, а в 14.20 был оглашен приговор.

«Именем Союза Советских Социалистических Республик. Судебным следствием установлено, что Платтен Ф. П. никакой антисоветской деятельностью не занимался. На судебном следствии также не нашло своего подтверждения предъявленное Платтену обвинение в части его шпионской деятельности.

На основании вышеизложенного Военный трибунал признал доказанным виновность Платтена по ст. 182 У К и недоказанным обвинение по ст. 58 п.6 ч. 11, 58–8 и 58/11 УК РСФСР, а потому приговорил: Платтен Фрица Петровича по ст. 182 УК РСФСР (незаконное хранение оружия) лишить свободы в ИТЛ сроком на четыре года, без поражения прав. Срок отбытия наказания исчислить с 12 марта 1938 года. Председательствующий Борзов. Члены: Притворов, Зобов. Секретарь: Суслов».

Всего-то четыре года, да еще и без поражения прав… По тем временам — неправдоподобно мягкий приговор. В чем дело? Какие вмешались силы? Что повлияло на членов трибунала? Тут-то и приходится задуматься о тех сорока страницах, которые исчезли из дела. О чем там шла речь? О ком рассказывал Платтен? Может быть, туда вошли те эпизоды, которые я восстановил по историческим хроникам, а может быть, где-то наверху сочли неудобным в открытую уничтожать человека, имя которого так часто упоминается рядом с Лениным и которому советская власть обязана всем. Ведь если бы не Платтен, где бы они были, все эти недоучки из Кремля?! А вдруг проснулось чувство благодарности, вдруг они вспомнили, что они — люди, что уничтожать человека, давшего им возможность из грязи вылезти в князи, не по-божески, не по-людски?! Но и отпустить на волю — тоже рука не поднялась, пусть, мол, попарится на нарах и подумает, кому обязан жизнью.

Приговоры, протоколы — все это на бланках с грифами и печатями, и вдруг между ними — крохотная записка, написанная дрожащей рукой Платтена. Перед отправкой в зону он просит снять печать с его квартиры и выдать полуботинки, нательное белье, пиджак, брюки, вещмешок, полотенце, носовые платки… «Вышеуказанные вещи мне необходимы, поскольку я окончательно раздет».

И — все! Занавес падает, и Платтен исчезает в лабиринтах ГУЛАГа. Он исчезает, но люди о нем помнят, они не могут смириться с потерей такого человека и пытаются его вырвать из лап НКВД. Кто из нас не сталкивался с анонимками! Мы привыкли считать, что анонимка — это мерзость, грязь и подлость, что писать их могут только низкие и гнусные люди. Ан, нет! Оказывается, иногда анонимки пишут не для того, чтобы погубить, а защитить. Есть такая уникальная анонимка и в деле Платтена. Предшествует ей очень серьезная записка. Приведу ее полностью.

«Особый сектор ЦК ВКП(б). 29.09.1940 г. Секретно. НКВД тов. Берия.

Направляется на Ваше рассмотрение анонимное письмо (бывшие ученики Платтена) из г. Москвы.

Зав. ОС ЦК ВКП(б). А. Поскребышев».

Милые, наивные ребята, как же вы рисковали, отправляя это письмо, ведь вычислить вас было проще простого, и загремели бы вы следом за своим учителем! Но вы не испугались. Вы еще верили лозунгам, заголовкам газет и возвысили свой голос в защиту совершенно постороннего, но близкого вам человека. А теперь само письмо.

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

Мы узнали, что старый коммунист и друг Владимира Ильича Ленина Фриц Платтен, которому Ленин доверил свой переезд в Россию в 1917 году, находится в ссылке уже несколько лет.

Фриц Платтен был нашим преподавателем в Институте иностранных языков. Мы всегда видели в нем образцового коммуниста-ленинца, под его влиянием мы вступили в ряды комсомола.

Невозможно поверить, чтобы Фриц Платтен, которого мы знали как честнейшего коммуниста, спасшего Ленина от одного из покушений, мог совершить какое-нибудь тяжкое преступление против партии и нашей Родины.

Мы просим Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, лично выяснить, в чем виновен Фриц Платтен. Быть может, его арест и ссылка являются ошибкой или актом вредительства.

Бывшие ученики Фрица Платтена».