В это время раздался чей-то зычный глас:

— Ты звал, князь? Я здесь!

Толпа расступилась, и в зале появился верзила на голову выше всех. Ширина плеч явно мешала протиснуться в дверной проем, и, чтобы войти, ему пришлось повернуться боком. Голова исполина была обвязана кровавой тряпкой.

— Ты где был? — грозно спросил Михаил, когда Гол подошел к нему.

— В лесу, — односложно ответил Гол, поклонившись.

— Что ты там делал?

Гол отыскал глазами Всеволода и, глядя на него, ответил:

— Ночью, когда спал, меня ударили по голове, связали и увезли в лес. Решили, что убили. Но я все слышал. И имена запомнил.

— Назови, — приказал Михаил.

— Тиун Изосим, Прокуда и Спотыкайло.

— Это неправда! — взревел вдруг князь Всеволод. — Скажи ему, Изосим! Ты же ночью спал!

— Пусть скажет, — Гол угрюмо направился в сторону Тиуна. — Так кто на меня напал?..

Изосим кинулся было бежать, но толпа перед ним сомкнулась. Тогда он упал на колени и завизжал:

— Это не я, не я!

— Не ты?! — над ним склонилась голова в окровавленной повязке.

— Это князь приказал! — пятясь спиной, в страхе выкрикнул тиун. — Князь Всеволод!

Зал ахнул, но через мгновение взревел:

— Смерть, смерть ему!..

— Тихо! — Аскольд поднял рук, в которой блеснул золотой предмет. Толпа затихла. — Князь, — обратился козелец к Михаилу, — тебе известно, что это за штука? — и он показал пайцзу.

— Да, — тихо проговорил тот.

— Поясни! — выдохнул зал.

— Это — охранная грамота Батыя, — громко объявил Аскольд. — Ее владельца никто не имеет права останавливать…

— Предатель! — взревел Ярослав и, раскидывая толпу, пробился к Аскольду. — Князь, — он взял козельца за руку, — этого человека я не так давно вызволил из половецкого плена. Вы бы видели, что эти вороги с ним сделали! Это был не человек, а… а кусок мяса, покрытый гноем! А они уже готовились казнить Аскольда. Они хотели разорвать его лошадьми! А этот мерзавец, — он ткнул пальцем в сторону Всеволода, — смеет утверждать, что мой друг убил князя Василия?! Да Аскольд и после освобождения из плена искал юного князя, чтобы спасти! Пусть даже ценой своей жизни. Зато вот эта охранная грамота, — Ярослав взял у Аскольда пайцзу и поднял ее высоко над головой, — все расставила по местам. Смерть предателю!

— Смерть! — дружно гаркнул зал. — Всеволод и Чернигов предал!

Князь посмотрел направо. Бояре единодушно поддержали:

— Смерть.

Повернулся налево:

— Смерть.

Молчала, опустив голову, лишь княгиня.

Михаил терпеливо ждал.

— Смерть… — еле слышно произнесла она.

— Аскольду слава! — крикнул Ярослав, поднимая руку друга.

— Слава! — грянул за спиной козельца хор голосов.

Аскольд оглянулся. Перед ним стоял, улыбаясь, невесть откуда появившийся Даниил.

— Так когда же мой воевода приступит к своим обязанностям? — шепнул тот, обнимая героя.

— Теперь только когда он отпустит, — кивнул Аскольд на Ярослава. — Сегодня наш враг к его землям подбирается.

— Уже сговорились? — засмеялся Романович, обнимая заодно и чешского воеводу.

Всеволод же, видя, что дело приняло нешуточный оборот, пал тем временем пред Михаилом на колени:

— Смилуйся, князь! Сестра, замолви слово!..

— Пошел прочь, иуда, — оттолкнул его князь ногой. — В темницу христопродавца! — приказал он дружинникам. — А вернемся домой — на плаху пошлю! Прилюдно казнить велю!..

— Прости меня, грешного!.. — воззвал, отбиваясь от стражников, Всеволод к Аскольду.

Но дружинники, подхватив лжесвидетеля под руки, уже потащили его к дверям.

Когда зал почти опустел, Аскольд увидел стоящих в сторонке Всеславну и Маргариту. Он подошел к ним. Всеславна буквально цвела — так счастлива она была за супруга! На лице Маргариты радость перемежалась с легкой печалью. Шепнув женщинам, что ему необходимо вернуться к Ярославу и Даниилу, Аскольд оставил их, не единожды еще оглянувшись по дороге.

— Любишь, гляжу, ты свою женушку, — усмехнулся Даниил.

— Так есть что любить, — вторил ему, подмигнув Аскольду, Ярослав.

Козелец ответил им счастливой улыбкой.

…И вот настал, наконец, день, которого бо́льшая часть Европы, забыв на время о Батые и обращении Фридриха II, ожидала с затаенным интересом, приковав все взоры к тевтонскому замку.

Накануне Аскольда ни свет ни заря разбудил стук в дверь. Открыв ее, он увидел перед собой довольно странного человека: невысокого роста и излишне худого. Впалые щеки еще более подчеркивали его внушительный, с горбинкой нос. Жидкие седые волосы были перевязаны черной широкой лентой. В руках человек держал большой узел.

— Я от князя Даниила, — скрипучим голосом произнес он, опустив приветствие. — Куда можно его поставить? — указал он глазами на узел.

Аскольд ткнул пальцем в сторону стола. Избавившись от ноши, гость, склонив голову, протянул руку и представился:

— Асаф Харим, княжий портняжка. Князь, зная о твоих затруднениях, прислал для предстоящего приема свою одежду. — Развязав узел, достал опашень скорлатный. — Примерь, — приказал Харим.

Аскольд послушно оделся. Опашень оказался слегка тесноват.

— Могуч ты, однако, — сделав какие-то пометки на клочке бумаги, произнес Асаф и накинул на Аскольда соболий бугай с наплечниками, жемчугом и каменьями. Далее последовали порты малиновые и остроносые, зеленого сафьяна сапоги.

— Ну вылитый князь! — восхищенно похлопал портняжка крошечной ладошкой Аскольда по спине.

Затем прямо на козельце подогнал опашень по фигуре, продемонстрировав виртуозное владение иглой.

— Носи на здоровье! А теперь — бывайте, — Харим, поочередно поклонившись хозяевам, удалился.

Всеславна рассмеялась:

— Ну и нарядили тебя! Придется теперь и мне соответствовать, — она показала на ворох одежды, который прислала накануне Маргарита.

С утра здание наполнилось органной музыкой, чередующейся с пением Митуся, обладающего сильным, приятным голосом. Но вот завыли трубы, ударили барабаны. Широкие двери зала растворились, и солидный шталмейстер, трижды ударив посохом в пол, объявил:

— Великий магистр жалует в залу!

Магистр уже сидел в глубине зала в кресле с высокой резной спинкой, венчаемой рыцарским крестом. Рядом — виновник торжества Рудольф фон Зальц. Как и дядя, он был одет в строгую черную тунику и накинутый на нее белый плащ с черным крестом. Сытое красивое лицо юноши несколько располнело, но это нисколько его не портило.