– Нет, и книжечка с квитанциями ненастоящая. Но добиться нужного результата она помогает. – Белнэп взглянул на Андреа. – Как ты, держишься?

– Со мной все в порядке. И прекрати спрашивать меня об этом.

– Ого! Почему бы тебе не приберечь свои гневные тирады: «Я женщина, услышь мой грозный рык!» для какого-нибудь другого случая? Я и так все уяснил. Ты сильная. Ты неуязвимая. Ты женщина.

– Ну хорошо. У меня от страха душа ушла в пятки. Черт побери, каким образом твоим дружкам удалось?..

– Не думаю, что это были мои дружки. Скорее твои.

– Что?

– Никаких признаков того, что эту сеть закинул ОКО. Больше похоже на обыкновенное наружное наблюдение. Наши ребята использовали бы почтовый грузовик, да не один.

– Так что же ты хочешь сказать?

– Полагаю, после того как ты наведалась в дом номер один по Террапин-драйв, твои коллеги решили за тобой присматривать. Следить за твоими действиями, не вмешиваясь. Чтобы исключить возникновение чрезвычайных ситуаций.

– Но я была очень осторожна, – возразила Андреа. – Я держала ухо востро. Не представляю, как меня можно было выследить.

– Эти люди профессионалы. А ты – нет.

Андреа вспыхнула.

– Извини.

– Ты ни в чем не виновата. Просто живи и учись. Или, точнее, учись и живи. Ты хочешь отправиться в Розендейл, я правильно понял?

– Я собиралась остановиться на ночь в гостинице.

– Я отвезу тебя туда.

– Но туда же ехать больше двух часов, – предупредила она.

Белнэп пожал плечами.

– Ничего страшного, в машине есть радио.

Однако они его так и не включили за все то время, пока ехали на север по скоростной магистрали имени майора Дигана, а затем по шоссе номер 87. Машина была самой неприметной из всего того, что оказалось у Белнэпа под рукой; он заверил Андреа в том, что никто их не преследует, а она убедила себя, что ни у кого нет никаких причин предугадать их действия.

– Вчера нас могли убить, – сказала она после того, как Белнэп подрегулировал зеркало заднего обозрения, казалось, уже в десятый раз. – Глупо, но я никак не могу выбросить это из головы. Мы могли бы умереть.

– Не говори об этом, – мрачно промолвил он.

Андреа посмотрела на него, снова пытаясь разобраться в том, что представляет из себя этот человек. Белнэп словно состоял из сжатых в пружину мускулов и ярости; у него на лице лежала тень отчаяния и гнева. Толстые пальцы, коротко остриженные ногти – этим рукам многое пришлось вытерпеть, но, несомненно, и от них тоже многим досталось. В целом, он казался безнадежно жестоким и прямолинейным, но в то же время… в нем была острая проницательность, чего раньше Андреа не замечала. Он грубый, жесткий, резкий, но при этом умный и ловкий. Как там прозвали его друзья – кажется, Ищейкой? Теперь Андреа это видела. Определенно, в нем была псиная злость.

– Итак, происходит что-либо подобное – ты чувствуешь дыхание смерти, видишь зловещий блеск ее косы. И что же ты думаешь в таких случаях? «О да, мне очень нравится мой образ жизни». Или что-то другое?

Белнэп повернулся к ней лицом.

– Я ничего не думаю.

– Ничего не думаешь.

– Совершенно верно. Вот в чем ключ к успеху оперативного работника. Не забивать голову ненужными мыслями.

Андреа умолкла. В конце концов, Белнэп не претендует на участие в «Алгонкинском круглом столе».[59]Украдкой взглянув на него, она отметила, как натянулась ткань рубашки на рукавах, распираемая бицепсами, как руки, с виду небрежно сжимающие рулевое колесо, кажутся одновременно потрепанными и могучими. Вне всякого сомнения, при виде накачанного оперативника Брент презрительно раздул бы ноздри, однако тот превратил бы Брента в лепешку одним только сильным рукопожатием. При мысли об этом Андреа улыбнулась.

– В чем дело? – спросил Белнэп.

– Да так, ничего, – чересчур поспешно ответила она.

Ну а что думает о ней он? Избалованная девчонка из Коннектикута, влипнувшая по уши во что-то страшное и таинственное? Великовозрастная аспирантка, лишь недавно скинувшая модные туфли?

– Знаешь, – помолчав, снова начала Андреа, – я ведь на самом деле не Банкрофт.

– Ты уже объясняла.

– Моя мать… она хотела защитить меня от всего этого. Ей сделали больно, и она не хотела, чтобы больно сделали мне. Однако в том, чтобы быть одним из Банкрофтов, мама находила и светлые стороны. Вот этого я раньше не понимала. Фонд имел для нее большое значение. Как я жалею, что мы с ней никогда не говорили об этом.

Белнэп кивнул, продолжая хранить молчание.

Андреа рассуждала вслух, и он вряд ли даже воспринимал смысл ее слов, но, похоже, при этом он ничего не имел против. Так или иначе, это было несколько лучше, чем разговаривать с самой собой.

– Поль сказал, что он любил мою мать. «В каком-то смысле», уточнил он. Но я думаю, он действительно ее любил. Она была красивой, но это была не красота фарфоровой куклы. Мама была живой и веселой. Она ни перед кем не склоняла голову. И у нее была сила духа. Правда, были и проблемы.

– Выпивка.

– Но мне кажется, мама действительно оставила это позади. Все началось с Рейнольдса. Но где-то через год после развода она дала себе зарок. И на этом все кончилось. Потом я больше никогда не видела, чтобы мама выпивала. Опять же, с другой стороны, получается, что я никогда не знала ее по-настоящему. Сейчас мне хочется о многом ее спросить… – Почувствовав, что глаза у нее стали влажными, Андреа заморгала, пытаясь прогнать слезы.

Белнэп бросил на нее каменный взгляд.

– Иногда вопросы важнее ответов.

– Послушай, скажи, а тебе когда-нибудь бывало страшно?

Еще один каменный взгляд.

– Я совершенно серьезно.

– Всем животным известно чувство страха, – начал Белнэп. – Возьмем, к примеру, мышь, бурундука, свинью или лисицу. Думают ли они? Понятия не имею. Обладают ли разумом? Полагаю, нет. Смеются ли? Сомневаюсь. Способны ли испытывать радость? Кто знает? Но одно можно сказать наверняка. Всем им знаком страх.

– Да.

– Страх подобен боли. Боль продуктивна, когда предупреждает нас о том, что мы прикоснулись к горячей сковороде или взялись за острый нож. С другой стороны, если она становится хронической, если просто питается сама собой, от нее нет ничего хорошего. Она просто разрушает способность действовать. Страх может спасти жизнь. Но страх может и погубить.

Андреа медленно кивнула.