Фа ровным голосом сказал:

— Вы сейчас же освободите всех этих людей, генерал.

— Они будут освобождены, когда я получу доказательства их невиновности.

— Немедленно, генерал.

Хань продолжал бушевать и произносить гневные фразы, поносить американцев, грозить им кибер-возмездием, но уже походил на капитана, произносящего речь на палубе тонущего корабля.

Фа не прерывал его. Когда Хань окончательно выговорился, в комнате вновь воцарилась угнетающая, гробовая тишина.

Наконец Фа сказал:

— Мы должны следовать положенным процедурам, товарищи. Это дело следует передать на рассмотрение Центральной дисциплинарной инспекционной комиссии. — Он придал своему лицу выражение разочарования и стыда. — В последнее время мы взваливаем на комиссию слишком много работы.

Хань возразил, что у ЦДИК нет военной юрисдикции, но теперь он стоял уже по пояс в воде, и вода эта была ледяной. Вскоре он вышел из помещения — в последний раз.

Фа сидел на своем всегдашнем месте — на унитазе. Ган — напротив него, на табуретке. Слушая привычную симфонию, они потягивали виски.

Фа вдруг оглядел ванную комнату.

— Ну, теперь нам больше не придется вести разговоры здесь. А знаете, Ган, я сейчас вдруг почувствовал, что, наверное, буду скучать по этим посиделкам в ванной.

— Нет, я не буду скучать по тому, чтобы каждые пять минут ходить по нужде. Столько клокочущей воды! Хотя эти звуки по-своему успокаивающие. — Ган улыбнулся. — Президент Китайской Народной Республики. Генеральный секретарь Коммунистической партии. Один из самых могущественных людей на всей Земле. Прячется по уборным. Ну, будем надеяться, что это-то не всплывет на каком-нибудь веб-сайте АНО!

Фа задумался.

— Да, это было бы весьма нежелательно.

Оба рассмеялись и чокнулись.

— Бар-ни? Это вы, негодник?

В голосе Роджерса П. Фэнкока звучала огромная радость.

— Можно подумать, вы гелия насосались, Рог. Осторожнее, а не то еще улетите.

— Да, вы правы: я ощущаю сейчас какую-то невероятную легкость в теле.

— Ну, тогда держитесь за что-нибудь. Я просто не могу допустить, чтобы вы воспарили в голубой простор — там ведь столько спутников летает!

— Еще бы — теперь-то стало чуточку теснее, правда? Скажите мне: вы сейчас рядом с нашими друзьями?

— Да. Банда Трех в полном сборе. Адмирал Чжан шлет вам наилучшие пожелания. И Лев тоже передает привет. Я проспорил ему десять долларов. Можно перекинуть этот долг на правительство?

— Даже не знаю, — ответил Фэнкок. — Мне придется согласовать этот вопрос с Казначейством. У нас тут каждый цент на счету, сами понимаете.

— Ну ладно, все-таки он русский олигарх — может, небольшую скидку мне сделает. Может, я по частям ему буду выплачивать.

Фэнкоку показалось, что он расслышал приглушенный голос Мельникова, который с акцентом произнес: «Я натурализованный американец».

— Он говорит, что он натурализованный американец. Но я хотел бы заглянуть в его документы. Ставлю еще десять долларов на то, что они у него фальшивые.

— Как поживают почки адмирала?

— Лучше — с тех пор, как он перестал принимать это зелье, которое сбивало ему уровень креатинина.

— Отлично. Ну, а у Большого Человека был сегодня утром очень хороший телефонный разговор с президентом Фа. Президент Фа сообщил, что он поражен — несказанно поражен — злополучным разоблачением махинаций министра Ло. Он выразил надежду, что президент поверит ему на слово в том, что Ло действовал исключительно самовольно. А еще он выразил надежду, что мы сумеем найти способ как-то сохранить эту разоблачительную информацию в тайне от широкой публики. Разумеется, я передал ему слова президента: это будет зависеть от того, снимет ли Китай свои возражения против запуска спутника. В таком случае президент готов положить дело под сукно, избавиться от улик и обо всем позабыть. Кстати, вы слышали новость: генерал Хань подал в отставку с должности министра обороны? По состоянию здоровья. Может быть, и у него почки забарахлили? Так или иначе, пятнадцать минут назад поступила вот какая новость: Китай снимает свои возражения против запуска спутника.

— Молодцы китайцы, — сказал Стрекер.

Фэнкок рассмеялся.

— Ну, разумеется, китайцы остаются китайцами! Они изо всех сил постарались сохранить лицо. Сообщение поступило от какого-то второго заместителя министра ведомства, о котором у нас раньше и не слышали. Спутник назван там — цитирую:

«практическим решением дилеммы с избавлением от останков ламы». Как вам это нравится? «Избавление от останков»! Они никогда не упустят случая увильнуть, эти китайцы. Как только ты уже готов шагнуть им навстречу с раскрытыми объятьями — они отшатываются и принимают официальный вид. Ладно, не важно, зато все поставлено на свои места.

И еще одна новость — она вам тоже понравится. Они воспользовались случаем и объявили, кто станет пятнадцатым Далай-ламой. Похоже, новым Далай-ламой станет двенадцатилетний китайский мальчик, живущий в Пекине! Очень удобно — правда? Вот вам пример «изящного решения»! И, знаете ли, его родители, оба — преданные члены партии. Какое совпадение! Похоже, и папа, и мама мальчика немного смущены всем этим. Но они — я цитирую: «охотно позволят своему сыну стать воплощением живого Будды, если только такое призвание сына будет отвечать нормам и учению партии». Напоминает слова одной леди об Оскаре Уайльде и его юных друзьях: «Мне безразлично, чем они заняты, — лишь бы они занимались этим не на улице и не пугали лошадей». Мальчик заявил Синьхуа, что хочет работать в области металлургии — металлургии! — после службы в армии. Очень современный лама, я бы сказал. Как вы думаете — как встретят эту новость в Лхасе? Я теряюсь в догадках. Наверное, теперь у нас будет не один Далай-лама, а целых два. Прямо как с авиньонскими папами! Представляете, как я рад?.. Минутку, Барн. Ну что такое, Блетчин? А, хорошо. Скажите ему, что сейчас буду. Барн? Мне нужно бежать. Меня зовет Большой Человек.

— Слушайте, это что — один из ваших фирменных трюков: когда входит ваш мальчик на побегушках и сообщает вам, якобы вас требует к себе президент, — чтобы вы могли прервать телефонный разговор? Ну, если так, то это очень грустно, Рог. И это после всего, что я сделал. Просто прискорбно.

— Ну, тут вам только гадать остается, правда? — сказал Фэнкок. — Может быть, он хочет наградить меня Президентской медалью свободы. Признаюсь вам — и только вам одному, что я всегда мечтал получить медаль.

— Все это, конечно, прекрасно, но я бы на вашем месте поостерегся новых уличающих фотографий, где вы ужинаете в затемненных ресторанных залах с красивыми женщинами втрое моложе вас.

— Тогда мне не избежать непрестанных препираний с Дороти. Ладно, пока, старый друг.