51

– Наступает конец целой эры, – сказала Маргарет, когда они в тот же вечер сидели в гостиной.

– Это верно, – согласилась Гвинет, вытирая слезы носовым платком.

– Мне так жаль, что он всего несколько месяцев не дожил до нового столетия. Он так ждал тысяча девятисотого года, все хотел заглянуть в двадцатый век, – вздохнула Маргарет.

– А я просто радуюсь, что мы успели вовремя и увиделись с ним, – сказал Гаррисон.

– Завтра с утра первым делом начнем рассылать телеграммы. Это будут очень большие похороны, – продолжала Маргарет.

– А где состоится служба? – поинтересовалась Виктория.

– В деревенской церкви, – ответила Маргарет. – Возможно, там слишком тесно, чтобы принять всех гостей, но таковы традиции Армстронгов.

«Которые выполняются для человека, который никогда Армстронгом не был», – подумал Чарльз.

В доме были слышны отголоски громких рыданий, доносившихся со стороны помещений для слуг.

– Ну зачем им нужно так громко причитать и завывать? – раздраженно заметил Чарльз.

– Никто так не скорбит об умершем, как католики, – ответила Маргарет. – Сегодня я ходила к ним, чтобы как-то их успокоить, так все они стояли на коленях и молились за Лоренса, благослови их всех Господь.

– Очевидно, его все очень любили, – сказала Виктория, которая сидела на диване рядом с Гаррисоном и крепко держала его за руку.

Джеймс сидел в самом углу. Глаза его были красными от слез.

– Они, по крайней мере, знают, как оплакивать его, Чарльз! – внезапно вспылил Джеймс. – И они переживают о нем, в отличие от тебя!

– Закрой рот, Джеймс, ты говоришь нелепости, – огрызнулся Чарльз.

– Нет, никакие это не нелепости! Я слышал, как ты кричал на него в библиотеке как раз перед тем, как с ним случился удар. Я сам слышал твои пронзительные вопли!

– Джеймс, ты ничего об этом не знаешь, – резко бросил Чарльз, беспокойно глянув в сторону Гаррисона и Виктории, которые внимательно прислушивались к их перепалке.

– Ты всегда ссорился с ним, доводил его до стресса. В результате твоего мошенничества и твоих выходок был потерян его любимый дом в Лондоне, и он после этого уже не оправился. Это ты убил его!

– Его убило его слабое сердце, глупый мальчишка! – крикнул Чарльз.

– Ты убил его – это было все равно, что утопить или застрелить его! – крикнул в ответ Джеймс и, вскочив, вылетел из комнаты, громко хлопнув за собой дверью.

Все смолкли и неловко переглянулись.

– Простите нас, Виктория. Представляю, что вы о нас подумали, – наконец нарушила молчание Маргарет.

– О, я никогда ничего такого не думаю в подобных ситуациях – люди много чего говорят в таком состоянии, – мягко улыбаясь, ответила Виктория.

– Бедняга Джеймс, – сказала Маргарет. – Он воспринял все это очень тяжело – они были так близки с отцом.

– Джеймсу будет нелегко без него, он будет чувствовать себя потерянным, – заметила Арабелла, встревоженная тем, что Джеймс только что сказал Чарльзу.

Чарльза подмывало много чего рассказать о Джеймсе в свою защиту; но он взглянул в сторону Гаррисона и Виктории, и их присутствие остановило его.

Виктория встала.

– Извините, я очень устала, управляя автомобилем. Думаю, мне лучше пойти уже спать.

– Разумеется. На самом деле я полагаю, что всем нам нужно уже отдыхать – в последующие несколько дней нам предстоит многое сделать, – сказала Маргарет, тоже вставая.

Чарльз не пошел спать вместе со всеми. Он еще долго пил этой ночью.

Около двух часов он открыл парадную дверь, пересек передний двор и остановился, глядя на раскинувшийся перед ним парк и блестевшее внизу озеро. Все это теперь принадлежало ему, он был новым лордом Армстронгом. Услышав за собой шорох, он обернулся и увидел направлявшуюся к нему Арабеллу.

Она встала рядом с ним.

– Ты собираешься спать?

– Думаю, да, – согласился он.

– А о чем это сегодня говорил Джеймс? О той вашей ссоре с Лоренсом?

– Пустяки. Просто кое-какие разногласия из-за цен на пшеницу, вот и все, – солгал Чарльз.

– Понятно, – сказала Арабелла.

Чарльз развернулся, и они пошли обратно через передний двор вместе.

– Выставить меня в таком свете перед Гаррисоном и Викторией! Джеймсу следовало бы уже уразуметь, кто тут теперь главный, и следить за своими словами.

– Что бы там ни сказал Джеймс, не думаю, что это могло бы как-то изменить уже сложившееся их мнение о нас, – заметила Арабелла, когда они дошли до ступеней крыльца.

Чарльз приостановился и церемонно предложил ей руку.

– Леди Армстронг?

Она улыбнулась ему, после чего они поднялись по лестнице, зашли в дом и закрыли за собой двери.

Маргарет была права: похороны Лоренса превратились в масштабное событие. Помимо того, что на него съехались всякие высокопоставленные лица издалека, все пространство вокруг церкви было занято толпой из сотен местных жителей.

Гвинет, которая сообщила всем о своей новой беременности, вскоре после возвращения с панихиды уехала обратно в Англию к своим обязанностям и троим своим детям. Дафна уехала в Дублин, тоже к детям. Только Эмили, казалось, не торопится возвращаться в Лондон. Она умышленно не послала Хью телеграмму с уведомлением о смерти отца, потому что в действительности не хотела, чтобы тот приехал. Всем остальным она сказала, что он сейчас путешествует за границей. Но на самом деле ей просто была невыносима мысль, что он приедет и, со своими жуткими манерами, выставит ее саму в ужасном свете, как это уже произошло, когда они ездили в Ньюпорт на свадьбу Гаррисона.

Ей очень понравилось возвращение в Армстронг-хаус, в ее старую комнату. Только сейчас она начала понимать, что, живя здесь, не ценила того, что у нее было. А теперь она боялась ехать обратно к своему супругу. Она прислушивалась, как Гвинет, Дафна и Арабелла радостно обсуждают своих детей, и чувствовала себя чужой среди них, потому что у нее детей не было. Но на самом деле она их даже не хотела. Сама мысль, чтобы родить от Хью, вызывала у нее отвращение. Теперь она с неприязнью воспринимала даже любое его прикосновение.

Как-то через пару недель после похорон Лоренса они с Чарльзом отправились на верховую прогулку по территории поместья.

Он взглянул на то, как она элегантно восседает в женском седле, и рассмеялся.

– Что тут смешного? – спросила она.

– Да ты смешная! Ты ведь ненавидела ездить в женском седле и делала это только тогда, когда иначе было нельзя. Так почему же ты ездишь таким образом теперь, когда тебя никто не видит?

– Сейчас я уже всегда езжу только так. Думаю, если женщина делает это иначе, это выглядит как-то неотесанно.