/.../ решения у меня не было. Единственное, чего я хотел настойчивее с каждым днем, – это уединениться, вдуматься в дело, которому служил, пересмотреть все, чему веровал.

И вот у меня стала являться мысль об эмиграции...»[513]

Все последовательные выводы Тихомиров сделал позднее...

Следующее наше замечание имеет исключительно личный характер: автор этих строк должен присоединиться к наблюдению Тихомирова, поскольку, хотя в отличие от Тихомирова и не занимался никогда практическими политическими заговорами, но отдал исследованию последних большую часть своей жизни: проследить замыслы Проведения, совершенно очевидно вмешивающегося в подобного рода деятельность (как и во все другое!) – это и есть самая захватывающая часть подобных размышлений!..

Возвращаясь же к Тихомирову, нужно констатировать, что для этого отнюдь не только теоретика, а, по складу личности, классического ученого-экспериментатора, его собственные теоретические выводы не имели бы существенного веса, пока он не постарался бы применить и проверить их на практике!

Такого игрока могла смирить только старческая немощь и могила, на краю которой он смог бы убедиться, что проиграл во всем!..

В качестве объяснения последнему мы позволим себе высказать свое собственное скромное предположение о том, что, хотя Тихомиров-мыслитель и был гением и провидцем, но сам Тихомиров, как смертный человек, так и не смог отыскать ту позицию, на которой его игра шла бы на стороне Бога!..

В 1883 году, когда Тихомиров уже жил в Париже, случай предоставил в его руки разоблаченного Дегаева. Через Дегаева Тихомиров решил перевербовать полицейского шефа этого провокатора – инспектора охранных отделений подполковника Г.П.Судейкина.

В историю вошла легенда, что Судейкин якобы соблазнил Дегаева на предательство совместной задачей использовать террор для продвижения Судейкина на вершины государственной власти, где Судейкин потом смог бы проводить прогрессивные реформы. Легенда эта не имеет ни малейших оснований в настроениях и намерениях Судейкина, который, судя по всему, был честнейшим служакой (хотя и себе на уме), и истребление революционеров было его единственной жизненной задачей, которую он решал с изощренной фантазией и грандиозным размахом. К тому же, насколько нам известно, Дегаев стал предателем еще до знакомства с Судейкиным – об этом мы уже обещали рассказать в дальнейшем, уже после публикации данной книги.

Понятно, кто был автором легенды о двойной игре Судейкина – сам Дегаев, которому только эта легенда и давала шансы на жизнь и освобождение от обеих борющихся сторон. Дегаев прекрасно провернул эту операцию, организовав тривиальное убийство Судейкина и скрывшись затем с помощью Тихомирова в Америку, где и осел под чужим именем в качестве профессора математики одного из провинциальных университетов.

История эта не принесла Тихомирову ни успеха, ни почета.

Но хорошая идея никогда даром не пропадает!..

В 1888 году пришел черед Тихомирова перевербовывать себя самого: он решил поиграть в те же игры, но на другой стороне баррикад.

Образ Тихомирова – углубленного философа, аскетичного мыслителя, разочаровавшегося в революции, достигшего истинных глубин (или вершин) православной веры, стал новомодной современной легендой. Предисловие к современному изданию его воспоминаний носит характерное претенциозное название: «От Бога все его труды»[514]. Позвольте поинтересоваться: цареубийство – тоже? В каких вообще шарашкиных школах преподается право рассуждать от имени Бога?

Новейшая легенда не имеет никакого отношения к реальному Тихомирову. Чтобы сделать этот вопрос недискуссионным, сошлемся на свидетельство его самого в одном из важнейших эпизодов его жизни и деятельности, относящемся к 1907-1908 годам.

Тогда П.А.Столыпин проявил интерес к новейшим социальным и политическим идеям Тихомирова, и предложил последнему поступить на службу.

Строго говоря, Тихомиров и раньше служил: будучи редактором «Московских ведомостей», он состоял при Министерстве внутренних дел без чина. Теперь же это перестало быть пустой формальностью: 13 марта (ст. ст.) 1908 года Тихомиров был назначен членом Совета Главного управления по делам печати Министерства внутренних дел.

Приведем выдержки по этому поводу из дневника Тихомирова[515]: «Я уже получил пакет с наименованием „его превосходительству“ и предложение начальника принять на себя контроль за киевским и казанским комитетами и харьковским и одесским инспекторами».

На следующий день Тихомиров был на приеме у премьер-министра и, как известно, одновременно министра внутренних дел. Дневник Тихомирова: «Был на приеме. Ужасное множество людей, золота, лент, орденов. Однако я был „золотее“ многих. Ожидал приема три с половиной часа, весь изнемог. Говорил минут пять. Столыпин был весел, любезен донельзя, радовался, что устроил меня. Ну просто совестно! Самое главное из разговора то, что дополнительное жалованье остается при мне. Буду кое-что и работать при министре. Именно по рабочему вопросу».

26 марта 1908 года: «Сегодня представлялся государю императору в Большом дворце (Царское Село)» – остается только порадоваться за царя и за убийцу его деда!

6 апреля: «Я хочу поставить дело на государственную почву: мой лозунг: „Все делать в интересах народа, рабочих и крестьян, а революцию и социалистов – усмирять. В целях защиты от революции – народных прав не умалять“. Очень боюсь, что министр не усвоит этой точки зрения, а по примеру „серьезной“ интеллигенции предпочтет смесь мер полицейски-ограничительных с поблажками социалистам».

8 апреля: «Сегодня имел доклад у Столыпина о рабочем вопросе. Не знаю, что сказать. Кое-что из моих соображений ему понравилось. Кое-что идет вразрез. Но вообще, должно быть, с ним можно поладить. Хочет провести меня в комиссию о профессиональных обществах. Я был бы очень рад. /.../

Столыпин передал мне „на память“ документ – кусочек бумаги из записной книжки государя, на котором собственной государя рукой написано: „О необходимости Тихомирову продолжать свою литературную деятельность“.

Моя фамилия написана с ошибкою (i десятиричное).

Однако, Столыпин хотя и сказал: „Теперь вы имеете высочайшее повеление продолжать писать“, однако, все-таки добавил, что в экстренных случаях лучше спросить, не помешает ли это ему (правительству).