– Это пятый раз, Гном.– Настроение Мугры не могли испортить даже мысли о предстоящем бое. Казалось, что наоборот: эти мысли его согревали и добавляли ему энтузиазма.

– Ладно, я пошел,– буркнул Гном.

– Выступаем только по команде мага,– все так же дурачась, сказал Мугра.

– Это ты говоришь уже в шестой раз,– вернул упрек Гном, исчезая в тенях.

Командир гарнизона Бухты Туманов размышлял. Он вообще любил раздумья. Размышления и принятие взвешенных решений.

При этом он не любил воевать. На первый взгляд, это было не самым лучшим качеством для того, кто должен вести в бой людей, но ему так не казалось. Когда-то давно, едва выжив после одной из маленьких победоносных войн, устроенных императором, он решил для себя раз и навсегда, что битвы – это не его призвание.

При этом, однако, он жил в государстве, которое процветало за счет своей армии. И в котором воины считались самой почетной, элитной кастой. Командир был прагматиком, поэтому у него и мысли не возникло, чтобы оставить военную службу. Вместо этого он стал одним из лучших, когда дело доходило до придумывания причин, почему он не может как раз в данный момент быть на передней линии атаки.

Но он был также и достаточно умен, чтобы не ограничиться только этим. Таких солдат начальники не любят. Таких солдат рано или поздно выставляют в самые первые ряды, делают смертниками, потому что их совершенно не жаль потерять. Командир гарнизона был слишком непрост, чтобы позволить случиться с ним чему-либо подобному. Поэтому постепенно он научился не просто уходить от участия в открытых столкновениях, но и делать в тылу настолько полезную работу, что его начальникам становилось выгодней оставлять его позади наступающих армий. Здесь и проявился его блестящий талант в организации тыловых служб, в создании тыловых укреплений и в снабжении. Так он и рос по службе, занимая все более и более высокие посты, в то время как его сослуживцы один за другим гибли в боях за чуждые идеалы, за то, чтобы удовлетворить неуемную жажду императора к новым землям и власти.

Возможно, что стоящие над ним видели его отношение к войне, граничащее с трусостью. Однако им было выгодно скинуть на кого-нибудь всю ту сложную организационную работу, которая всегда незаметно происходит в тылу каждой крупной армии. И которая зачастую важна для победы значительно больше, чем доблесть и мастерство воинов. Так что иногда командир чувствовал себя почти героем, тихо и незаметно кующим победы империи.

Однако сейчас он размышлял не об этом. Сейчас он размышлял о той ситуации, в которую попал. Когда необходимо было назначить гарнизонного начальника, который в глубоком тылу наступающих армий должен был организовать охрану Бухты Туманов, обеспечить спокойное прибытие кораблей с пополнением и провиантом, ни у кого не было ни малейших сомнений, кто им будет. Включая самого командира. Однако сомнения появились у него сейчас. Сомнения в том, достаточно ли спокойный пост он занял, чтобы выжить на этой враждебной, незнакомой земле.

Он знал, что небольшая кучка местных варваров бродит где-то по окрестным лесам. Вряд ли их было много, едва ли даже сотня – иначе они давно бы хоть как-то проявили себя. Более того, он вообще думал, что в лесу прячется не больше полусотни мечей. Но у них имелось преимущество – они были местными и легко скрывались в родных для них лесах. А его воины один за другим пропадали в этих же лесах, причем пропадали так, что он начинал беспокоиться за силу духа своих подчиненных.

Для него самого не существовало никакой мистики в происходящем. Просто кучка бандитов, достаточно умных, чтобы не нападать в открытую, и достаточно ловких, чтобы уметь скрываться в лесу, крутилась вокруг бухты. Да, среди них, возможно, находился слабенький маг, но командир был предупрежден о его возможностях в создании иллюзий, а потому подобное колдовство его не слишком пугало. Однако он не мог объяснить это каждому из своих солдат. А у солдат были свои мысли на этот счет. По лагерю ползли слухи. В лагере, как доносили ему верные люди, поговаривали о том, что духи местных лесов хотят изгнать чужеземцев с этой земли. Его солдаты боялись, а он был достаточно опытным, чтобы понимать, что с дрожащим от страха солдатом трудно иметь дело даже в глубоком тылу.

Это бесило его, но он не мог ничего поделать. Успокаивало одно – погода должна была измениться со дня на день, и, как только первые корабли сумеют причалить в бухте, никакие, даже самые умные варвары не сумеют ничего сделать.

Командир стоял на вышке и, сам того не замечая, оглядывал окрестный лес, пытаясь высмотреть своего врага между деревьями. Наверное, он был одним из первых в лагере, кому наконец удалось увидеть своего врага. И сначала, в первое мгновение, он даже обрадовался. Обрадовался тому, что неизвестность наконец закончилась и пришло время обычного боя. Какой бы странной и кощунственной ни казалась ему эта радость. Какой бы необычной она ни была для него, для того, кто избегал участия в открытых столкновениях годами.

Но первое мгновение прошло, а вместо него пришел ужас. Чем ближе приближалась смутная тень, тем более угрожающе она выглядела. Это была не полусотня варваров, которую ожидал командир, нет.

Из леса выходило, даже скорее вываливалось, чудовище. Чудовище, по неуловимым признакам принадлежащее этому самому лесу. Как только отсветы дальних костров дозорных смогли пасть на приближающийся воплощенный ужас, командиру удалось рассмотреть его внимательней. Высотой в три человеческих роста, с неопределенным количеством «ног», похожих на корни деревьев, но зато с двумя явно выраженными руками. Хотя и это было некими условностями, попытками сознания привести увиденное в соответствие с привычными образами и понятиями. «Ноги» двигались иногда равномерно, иногда же казалось, что их движение полностью беспорядочно. Когда люди начинали вглядываться в их перемещение, то начинала кружиться голова от невозможности осознать хаос перемещения переплетающихся ног-корней.

Рук было две, это несомненно. Более того, одна рука зажимала грубое подобие исполинского меча, а другая– огромную, размером со ствол молодого дерева, дубину. Однако помимо двух явно выраженных рук на туловище чудовища извивалось множество мелких отростков, на концах некоторых из которых можно было заметить небольшие, в пару ладоней длиной, каменные ножи.

Поверх древесного тела чудовища был натянут кожаный доспех, сшитый или сотворенный из шкуры неведомого огромного зверя.

Все это в совокупности создавало удивительную смесь дикости и проблесков цивилизации. Голова отсутствовала, однако на верхушку туловища-ствола был надет глухой металлический шлем размером с навес небольшой дозорной башни. Было непонятно, чем этот морок смотрит на окружающий мир, однако уверенность его перемещений явно показывала, что каким-то образом это не являлось для него проблемой.

Заключала картину легкая дымка, окружавшая чудище и придававшая ему окончательно нереалистичный вид, вид морока, вид ужаса из кошмарного сна. Дымка была больше всего похожа на морской туман, который каждое утро поднимался в бухте, но ее границы были четко очерчены в десятке шагов вокруг морока.