Понти принес в комнату большую коробку. И сейчас он вынимает из нее целую коллекцию кожаных папок.

— Ваше Величество, моему отцу хотелось бы показать вам несколько образцов своей бумаги, — говорит Франческа. Она волнуется, но по ее голосу это незаметно. — Мануфактура Понти славится в нашей стране качеством бумаги и пергамента. Со дня основания Мануфактура Понти взяла за правило не производить дешевого по качеству товара.

Король одобрительно кивает.

— Это хорошо, — говорит он.

Одна из папок ложится на низкий стол рядом с креслом Короля. В ней четыре листа чистой, замечательно гладкой бумаги кремового цвета, и Король Кристиан, наклонившись, чтобы ее рассмотреть, ощупывает уголок одного листа большим и указательным пальцами. Бумага приятна на ощупь.

— Этот образец мой отец назвал Carta Ponti Numero Due[19]. Это не лучший образец, но он хорошо продается.

— Да, — говорит Король. — Мне нравится его чистота.

— Это очень гостеприимная бумага.

— Гостеприимная?

— Для чернил. Один клиент моего отца, картограф, однажды сказал, что его перо влюблено в Numero Due, правда, Папа?

— Да, — говорит Понти и улыбается. Размышления о влюбленном картографическом пере забавляют Короля. Он так и видит, как картограф не покладая рук сидит за работой, изредка отрываясь от нее, чтобы поспать и поесть, как его реки и дельты приобретают все более четкие и безупречные очертания, как его корабли и крошечные волны становятся все более изысканными и фантастичными.

— Это то, чего нам так не хватает в Дании, — говорит Король. — Чтобы люди вновь полюбили свою работу.

Перед Королем Кристианом раскладывается великое множество образцов разнообразной бумаги. Его руки нежно поглаживают их. Он подносит их к лицу, вдыхает их запах. Про себя он отмечает, что Синьор Понти проявляет ловкость фокусника, всякий раз извлекая из коробки еще более роскошные папки, нежели те, что появлялись раньше, и раскрывая их грациозным движением рук. Кристиану это доставляет такое же удовольствие, какое доставило бы новое, хорошо отрепетированное развлекательное представление. И действительно, когда коробка наконец опустела и знакомство с образцами бумаги закончилось, он замечает, что целых полчаса его душа и тело пребывали в состоянии блаженного покоя.

Он распоряжается принести гостям вина и карту Ютландии и разворачивает ее перед Понти и Франческой.

— Леса! — объявляет он и, проводя по карте рукой, отмечает про себя шероховатость датского пергамента, хоть ему и нравятся яркие краски, которые выбрал художник. — И многие из них принадлежат мне. Земли короны, дворянство не вправе претендовать на них.

Итальянцы с изумлением смотрят на множество крошечных деревьев изумрудного цвета, которыми картограф покрыл половину земли, на обилие озер и рек, словно спутанное аквамариновое ожерелье, стремящих свой путь через бескрайние лесные просторы.

— Поезжайте в Ютландию, — говорит Король. — Видите, какое там великое множество лесов и воды. Я пошлю с вами землемера. А потом вы вернетесь и скажете мне, можно ли производить из датских деревьев Carta Ponti Numero Due и Numero Uno. Меня интересует бумага только этого качества — от которой моя собственная каллиграфия потеряет голову. Если вы сможете делать ее, я дам вам патенты на ваши фабрики, и мы договоримся, какая часть прибыли будет вашей, а какая моей.

Синьор Понти сияет. Он уже видит водяной знак Понти на Датских Государственных документах, на альманахах и нотных станах, на афишах и архитектурных проектах, на форзацах ученых книг, на любовных письмах и завещаниях. Он уже лелеет восхитительную надежду, что слово «Понти» станет синонимом прекрасной бумаги, про которую датчане со временем будут говорить: «Сударь, принесите мне лист понти», или «Несчастный влюбленный скомкал лист понти и бросил его в огонь».

Король тоже улыбается. В мыслях у него светло. Словно он уже начал на чистом листе бумаги записывать будущее, из которого неожиданно исчезли сердечная боль и бедность.

Обители утешения

Вдовствующая Королева София в своем погребе.

Она, как всегда, закрыла за собой тяжелую дверь и со свечой в руке медленно идет вдоль ряда бочонков с вином, проверить, сможет ли она запомнить, что скрыто в каждом из них.

Ее монеты — золотые далеры, розенобли{98}, серебряные далеры, серебряные скиллинги{99} — были терпеливо рассортированы, небольшими кучками по несколько штук положены в мешочки из свиной кожи, перевязаны и запечатаны воском. Затем мешочки на сутки клали в воду, проверить, протекают они или нет. Те из них, которые воду пропускали, открывали, снова запечатывали и один за другим укладывали в бочки.

И наконец наступал момент, подтвердивший редкостную изобретательность Королевы. В бочки наливали вино.

Королева София отважилась позволить своей звонкой монете лежать в мягких мешочках, погруженных в жидкость, зная, что, даже если кожа со временем истлеет, а деньги потускнеют, цена их не изменится. Более того, гниет кожа или нет, выщелачиваются мельчайшие частицы драгоценного металла или нет, можно было определить самым простым способом: нацедить немного вина и понюхать. У Королевы Софии такой чувствительный нос, что она всегда могла по запаху догадаться о супружеских изменах покойного Короля. У него была душистая борода, и близость всегда выдавала Королеве гораздо больше секретов, чем Фредрик II мог себе представить.

Итак, Королева ставит свечу. Держа в руке маленькую чашку, она наклоняется над первым бочонком и нацеживает в нее немного вина. Затем подносит к носу и нюхает букет то правой ноздрей, то левой, то правой, то левой. Вино не может сгнить. Оно либо испортилось, либо нет; а об этом Королева способна судить не хуже любого знатока из Бургундии.

Вино пахнет лесом и плодами лета. Оно хранит запах далекого прошлого, того времени, когда на Парадных банкетах и в религиозные праздники мужчины с вожделением поглядывали на ее золотые волосы. И все эти хорошо запомнившиеся запахи чисты, в них нет никаких примесей.

Королева выплескивает вино, подходит ко второй бочке, наливает и снова нюхает. Она проверяет пять бочек, и во всех вино так же хорошо, как раньше. Из последней бочки она наливает чашку до краев и выпивает ее до дна. Смелость Королевы оправдала себя. Во влажной тьме бочек мешки лежат в целости и сохранности.

Королева София снова берет свечу.

Она проходит за бочки и снимает со стены железный прут. Свеча вновь оказывается на покрытом смолой и пылью полу, и Королева принимается осторожно соскребать смолу, словно она крестьянка с мотыгой в руках, а пол — клочок земли, на котором растут ценные посевы.

В погребе слышится шуршание, и, занимаясь своей работой, Королева надеется, что это мыши, а не крысы устроили здесь свои зимние логова. Но сегодня ее ничто не может напугать. Ее находчивость и решительность надолго обеспечили ей душевный покой, а волнение, которое ее охватывает, когда через несколько минут работы с металлическим прутом под слоем смолы появляется волшебный блеск золота, по силе и страстности сравнимо лишь с волнением, что испытывали любовники Королевы, касаясь ее соломенных волос.