Сжалась вся: так вот чтоб ты знал, принцессою Елизаветою себя именует. Бумаги все так и подписывает одним именем. Какие, удивился, бумаги? Не манифесты же? Что-то ни о чем подобном не слыхивал. Услышишь еще, говорит. Услышишь. Писать она горазда и со многими монархами в переписке состоит. Версальский двор ее принимал — мало тебе?

Опять плечами пожал: значит, с переводчиками путешествует. И этого не знаешь? Морщина на переносье злая-презлая залегла: не нужны ей переводчики. Едва не на всех языках европейских сама говорит. И писать может. Без ошибок. Тебе-то, поди, такое и не снилось? Библиотеку целую с собой возит. Карты географические любит.

Значит, немало ты, государыня, сил и времени потратила, чтобы о таком дознаться. Спасибо, что сказала. Опасаться больше надо. Может, кто из свиты принцессиной донесениями в Петербург занимается. Да и собственных офицеров проверить не грех. В Кристинеке не сомневаюсь, а итальяшка-то — от него всего ожидать можно.

Вместо Джузеппе уже Иосифом называться стал. Фамилию объявил себе дворянскую — де Рибас. На деле кузнеца сын. С грамотой не в ладах, а прыткий. Не он ли на государынину службу переметнуться решился?

Государыня к окну подошла, спиной встала. Голос глухой: «Ничего, граф, не пожалею. Ничего…» Руками развел: стоит ли таким пустякам огорчаться? В Тайной канцелярии самозванцев пруд пруди, так испокон веков было.

Молчит. Потом повернулась: «Считайте мои слова приказом, граф. И спрашивать за его исполнение буду строго. А теперь счастливого вам пути. Сами разберетесь, время не ждет. Прощайте…»

По запечатании всех моих донесений В.И.В., получил я известие от посланного мною офицера для разведывания о самозванке, что оная больше не находится в Рагузах, и многие обстоятельства уверили его, что она и поехала вместе с князем Радзивиллом в Венецию, и он, ни мало не мешкая, поехал за ними вслед, но, по приезде его в Венецию, нашел только одного Радзивилла, а она туда и не приезжала, и об нем разно говорят: одни, будто намерен он ехать во Францию, а другие уверяют, что он возвращается в отечество; а об ней оный офицер разведал, что оная поехала в Неаполь; а на другой день оного известия получил я из Неаполя письмо от английского министра Гамильтона, что там одна женщина была, которая просила у него пашпорта для проезда в Рим, что он для ее услуги и сделал, а из Рима получил от нее письмо, где она себя принцессою называет. Я же все оные письма в оригинале, как мною получены, на рассмотрение В.И.В. при сем посылаю, а от меня нарочно того же дня послан в Рим штата моего генерал-адъютант, Кристинек Иван, чтоб об ней в точности изведаться и стараться познакомиться с нею; при том, чтоб он обещал, что она во всем может на меня положиться, и, буде уговорит, чтобы привез ее сюда с собою, а министру Англинскому я отвечал, что это надобно быть такой сумасбродной-и безумной женщине, однако притом дал ему знать мое любопытство, чтоб я желал видеть ее, а притом просил его, чтоб ехать он ей присоветовал ко мне, а между тем и кавалеру Дику приказал писать к верным людям, которых он в Риме знает, чтоб они советовали ей приехать сюда, где она от меня всякой помощи надеяться может, и что впредь происходить будет, о том не упущу донесть В.И.В., и все силы употреблю, чтоб оную достать и по последней мере сведому быть о ее пребывании.

Алексей Орлов — Екатерине. 5 /16 января 1774

— Вам хватило времени, пока я ездил в Петербург, собрать недостающие известия о русской княжне, Кристинек. Не стану скрывать, я сгораю от нетерпения.

— Надеюсь, наши розыски хотя бы в некоторой степени удовлетворят ваше любопытство, ваше сиятельство. Во всяком случае, мы приложили все усилия. Но позвольте осведомиться, как прошел ваш визит в столицу?

— Затрудняюсь в ответе. В Петербурге много волнений по поводу бунтовщиков в Поволжье, с которыми решительно не в состоянии справиться бездарные генералы. Остается удивляться, откуда императрица взяла такое множество откровенных трусов и бездельников, ни один из которых не собирается брать на себя ответственности за происходящее. Императрица огорчена, взволнована и надеется на добрые известия только от нас.

— В чем же, ваше сиятельство? В отношении русской княжны?

— О такой не было и разговору. Государыня имела в виду исключительно действия нашего флота.

— Но европейские газеты пестрят сообщениями об этой особе. Кажется, они день ото дня придают ей все большее значение.

— Даже так! Тем более поспешите, Кристинек, сообщить ваши новости. Вы удостоверились в личности русского вельможи в Спа.

— В этом не было необходимости. Кроме господина Шувалова, там никого на постоянном жительстве нет и не было. Существенно другое, ваше сиятельство. Ссылка именно на него вполне удовлетворила Трирского конференц-министра. Он признал их достаточными для удостоверения личности русской княжны и выразил согласие на ее переезд в откупленное Филиппом Фридрихом Фердинандом княжество Оберштайн.

— Прелюбопытнейшее известие!

— Княжна накануне своего переезда в Оберштайн сменила весь штат прислуги и свиту, а это около семидесяти человек.

— Приходится признать — она не стеснена в средствах.

— Впрочем, нескольких особо доверенных лиц она оставила при себе. Барон Шенк стал поверенным ее при князе Лимбургском. Маркиз де Марин получил должность контролера финансов князя Лимбургского и в силу новых обязанностей обосновался в Стируме. А вот рядом с княжной появилась личная камеристка — дочь прусского офицера Франциска фон Мешеде.

— Здесь не могло обойтись без рекомендаций.

— Несомненно. Похоже, они исходили от конференц-министра Трирского, с которым у княжны отношения значительно исправились. Впрочем, очевидцы утверждают: княжна не отличается вздорностью или злопамятностью. Она очень ровна в обращении с окружающими, достаточно щедра и явно умеет обращаться как с прислугой, так и с придворными. Ее никто не поймал ни на каких промахах в поведении.

— И что же дальше? Как обстоят дела с браком?

— Похоже, княжна вообще к нему не слишком стремится.

— Он не удовлетворяет ее амбиций?

— Трудно судить. Во всяком случае, пока его перспектива служит княжне очень удобным прикрытием от всяких сплетен и пересудов.

— Как она живет в Оберштайне?

— Это самое удивительное, ваше сиятельство. Княжна не проявляет никакого интереса к придворной жизни, не устраивает праздников и приемов, все больше занимается делами княжества, которым стала править единовластно по соглашению с князем Филиппом Фердинандом. Есть только одно исключение — польские конфедераты. Они посещают Оберштайн постоянно, и у моих агентов есть предположение, что княжна помогает им деньгами.

— Вы говорите о предположениях или о конкретных именах?