— Все это было подготовлено французским посланником?

— Вот именно, ваше сиятельство! Хотя сам посланник при подобных церемониях отсутствовал.

— Итак, список гостей, Рибас.

— Первым явился Кароль Радзивилл. С князем была его сестра, графиня Теофила Моравская, его дядя — князь Радзивилл-старший, глава польской генеральной конфедерации граф Потоцкий, староста Пинский — граф Пржездецкий, видный деятель конфедерации Черномский, Михаил Доманский и многочисленные польские офицеры, переписать фамилии которых было просто невозможно.

— Как обращались гости к хозяйке дома?

— Все они именовали ее княжной Елизаветой Всероссийской. Мой агент сообщает, что ему иногда начинало казаться, что так оно и есть на самом деле. Невозможно, чтобы столь знатные и богатые господа могли ошибаться.

— Раз и навсегда, Рибас, меня не интересуют домыслы, ни ваши собственные, ни тем более ваших агентов. Я не за них плачу деньги.

— Как прикажете, ваше сиятельство. Хотя вообще достаточно странно, что в самой Венеции нет на этот счет никаких сомнений.

— Довольно, Рибас! Но при чем здесь вся Венеция?

— О, ваше сиятельство! Город заинтригован. Мимо дворца французского посланника тянется нескончаемая очередь экипажей, и кучера имеют поручение под любым предлогом задерживаться перед домом, чтобы господа имели возможность хоть что-то рассмотреть в окнах.

— И господам это удается?

— В том-то и дело, что нет. Графиня Пиненберг живет за плотно завешенными занавесями, выходит окруженная плотной стеной сопровождающих и ездит в такой же занавешенной карете. Словно для того, чтобы окончательно разжечь всеобщее любопытство.

— А театры, гуляния?

— Она их не посещает.

— Церкви, наконец.

— Она не бывает в католических храмах.

— Ваше агенты попытались связаться с ее прислугой?

— Это оказалось бесполезным. Графиня Пиненберг ограничилась теми, кого привезла с собой. С ними же она собирается выехать в Турцию в сопровождении князя Кароля Радзивилла, графини Теофилы Моравской и польских конфедератов. Во всяком случае, для нее уже приготовлены два турецких корабля под командованием капитанов Мехмета и Гасана.

— Поездку организует Радзивилл?

— Отчасти он, но главная роль принадлежит лорду Эдуарду Вортли Монтегю, знаменитому путешественнику и к тому же внуку не менее известного герцога Кинстона.

— Сколько же будет всего человек свиты?

— Одних только французских и польских офицеров более 80 человек. Всего же продовольствия закуплено на двести. День отъезда назначен на 16 июня.

…Солгал! Теперь все понятно — солгал при встрече. Не хотел тревожить — с чего бы такая забота? Разве забудешь, как в Петергофе в спальню вошел: ехать пора, ваше высочество. Не встала, силой бы поднял. Ему о ком заботиться, кроме своих братцев!

Свой расчет имел — так вернее. Какой? Ведь весь флот в его руках. Отозвать надо. Только бы виду не подать, что заднюю мысль имеешь. Сразу разгадает. Вот если лаской обойти, заговорить, обнадежить без прямых обещаний.

Вон дела какие с Пугачевым. После смерти Кара Григорий Александрович присоветовал Александра Ильича Бибикова назначить. Верно ли? Да ведь кому-то верить надобно, а Потемкин еще только о дворце мечтает. С желанием своим и крыться перестал. Что ни день показать умеет, как от нынешнего генерал-адъютанта проку мало. И ловко так, вроде невзначай, вроде случайно, а всем видно. Вчера на балу спросил, о белье позаботился ли, о посуде, а то потом дороже станет — самому платить придется. Анна Степановна рассказала.

Александр не понял, по простоте душевной сервизом дареным хвалиться стал, государыню благодарить. Потемкин опять за свое: вот и надо белье с посудой охлопотать. Рассердиться бы, да ведь и то верно — скучнейший господин в мире. Ни поговорить, ни развлечься. Хоть бы искусством интересоваться стал, художниками какими. О чем не скажешь, на все один ответ: да Бог с ними, государыня, одно у меня счастье — около моей императрицы находиться.

Нашла время о делах домашних вспоминать! Пугачев — вот загвоздка настоящая. И почему Чесменский все о нем в каждом письме спрашивает? Беспокоится? Или неприятностей императрицыных ждет?

Под самое Рождество захватили бунтовщики Сарапул и Самару. Недели не прошло — Яицкий городок, а там к осаде Яицкой крепости приступили. Вот тут имена подопечных Чесменского и всплыли: Алексей Перфильев да Петр Герасимов верховодить стали. И опять — коли убедил их граф, так в чем? Убедил плохо или научил, как хотел.

Поначалу Александр Ильич Бибиков отлично командовать стал. Январь не кончился — оттеснил бунтовщиков от Башкирии до Волги и на юг — до Самарской линии. Крепость Татищево взял, Пугачева всей его артиллерии лишил. К марту Уфу от осады освободил — куда лучше. А Чесменский в письмах все свое твердит: не в победах дело, главная опасность — ряды бунтовщиков не редеют. Растет их армия. День ото дня растет, ничего не скажешь.

У Орлова совет известный: круче решать надо, быстрее. Чай, не война. Да и на войне не грех способ найти чужих начальников извести. Так и говорил: победителей не судят, государыня. Лишь бы победить. Отвечала: а потомки как же? Как перед ними ответ держать? Смеяться принялся: когда они разбираться станут, нас уж и на свете белом не будет. Какая нам, ваше императорское величество, разница? А коли опасения какие держите, историков купите. Вон сколько их у вас в кармане. Самого Вольтера за тысячу червонцев сгоношили памфлет против королей европейских написать. Дидро о правах человеческих хлопочет, а от денежек за библиотеку свою, за должность библиотекаря, которой отродясь на деле не бывало, не отказался. Надоесть вам успел, что с Фальконетом мудрит над статуей? Так вы ему, государыня, чуть-чуть денежками пригрозите, враз уймется. Да и Семен Кириллович Нарышкин, коли подсказать, все, как есть, филозофу разъяснит. Совесть-то ихняя, ваше императорское величество, как всякий товар, цену имеет.

В начале апреля Александра Ильича не стало. Доложили — от горячки. А Потемкин засомневался — не от яду ли. Может, и от яду.

Оно верно, что на первых порах Пугачев заторопился за Яик уйти. Достал его Александр Ильич, крепко достал! Только так вышло, что бунтовщики крепости по Верхне-Яицкой линии стали одну за другой занимать, на Казань двинулись, все берега Камы заняли, Ижевский и Боткинский заводы захватили. Неделю под Казанью сражались, да милостив Бог, всей артиллерии в который уж раз лишились, людей множество убитыми и ранеными потеряли. А все равно на Нижний Новгород двинулись. Один выход оставался — с Турцией мир заключать. Донесения сравнила: не успела Самозванка до Константинополя доехать. Не успела! Недели не хватило. Так и осталась в Рагузе.

Чесменский доносит, что сумел корабли ее в пути задержать, капитанов турецких перекупить. Может, и правда. Этот не растеряется, все умеет предусмотреть. А может, и без него англичане побеспокоились? Не нужна им Самозванка. Как теперь правду узнать? Главное — Чесменского немедля в Россию вернуть. Вместе с флотом. Немедля!