Вирена ты спускал посреди Кронштадта штаны, чтоб его буркалы твой штамп увидели? А мадам Вирениха тебя по морде зонтиком лупцевала? А боцманскую цепочку ты пробовал? А медяшку, чтоб блестела, как «чертов глаз», драил? А что такое фельдфебельские «три счета», тебе известно? И что значит «сушиться»? И как под ружьем стоят? И как в угольных ямах гниют? И как пули адмирала Непенина по тебе щелкают?" Сама того не желая, Е.Я. Драбкина дала нам весьма выразительный портрет Павла Дыбенко. Наш герой остается верен себе. Рядом идет кровопролитный бой, а он весело болтает со своими дружками-матросами. Весьма забавны рассуждения Дыбенко о стрельбе артиллерией некими очередями (именно очередями, а не беглым огнем!). Он бредит о каких-то офицерских полигонах, о том, что пушки стреляли очередями на царских смотрах и… при расстреле революционных матросов. И нам после этого говорят, что Дыбенко разбирался в военном деле! При этом обратим внимание, что ахинею с артиллерийской стрельбой очередями Павел Ефимович рассказывает спустя три года после начала его биографии красного командира. На фоне этих откровений меркнет откровенная ложь о том, будто капитан 1 ранга фон Вилькен как-то по особому “мухрыжил” матросов линкора “Севастополь”, за что уже после революции те единогласно избрали его своим командиром, о том, что жена адмирала Вирена, скуки ради, била матросов по физиономии зонтиком, а так же о неких мифических пулях, которыми вице-адмирал Непенин, якобы, стрелял по самому Дыбенко. На самом деле, как нам известно, вице-адмирал Непенин ни в кого никакими пулями не палил, зато его самого подло убили выстрелом в спину, причем, вполне возможно, не без участия самого Дыбенко. Ну, а сетования бывшего народного комиссара по морским делам на то, что на кораблях постоянно проводятся приборки и погрузка угля.

При прочтении откровений Е.Я. Драбкиной, создается впечатление, что и Дыбенко, и его развеселая компания были во время кронштадтского штурма, мягко скажем, не совсем трезвы. Впрочем, на то они ведь и герои революции, чтобы вести себя не так как остальные.

По данным советских источников, штурмующие потеряли 527 человек убитыми и 3285 ранеными. При штурме было убито более тысячи мятежных матросов, еще свыше двух тысяч было «ранено и захвачено в плен с оружием в руках», более двух тысяч сдались в плен и около восьми тысяч матросов ушли по льду в Финляндию. О штурме Кронштадта Тухачевский писал так: «Я пять лет на войне, но не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь наблюдал такую кровавую резню». Едва были подавлены последние очаги сопротивления в городе и крепости, в свои права вступил новый комендант Кронштадта П.Е. Дыбенко. Если кто-то наивно надеялся, что “братишка” будет снисходителен к своим бывшим сослуживцам, тот жестоко ошибся. Дыбенко, как военный комендант города, сразу же начал жестокую расправу не только над теми, кто держал в руках оружие, но и над населением, поскольку все жители мятежного города считались виновными в мятеже. К высшей мере наказания были приговорены 2103 человека и к различным срокам наказания 6459 человек. Со своевольной матросской вольницей, начавшейся еще в далеком феврале 1917 года, было на этот раз покончено навсегда. Впоследствии ходили слухи, что пьяный Дыбенко катался на рысаках по льду, заваленному трупами мятежников, и приказывал «резать контру». Но слухи, они слухи и есть…

* * *

Что касается Павла Ефимовича, то он оставил свои воспоминания о кронштадских событиях в 1921 году. Думаю, нам небезынтересно будет с ними ознакомиться. Итак, из воспоминаний П.Е. Дыбенко: “Но почему. Кронштадт опустил красные знамена и поднял восстание против Советской власти? Эта сильнейшая морская крепость, корабли, стоящие во льдах, форты и город — снова в руках адмирала Вилькена и генерала Козловского.

Завтра — 17 марта. Под ударами штурмующих красных полков, в колоннах которых идет не одна сотня лучших коммунаров с Х-го съезда, Кронштадт будет взят. Надо спешить, пока не почернел и не стал рыхлым под лучами по-весеннему поднимающегося солнца лед. Красные войска готовятся к штурму. Где-то вдали монотонным журчанием зашумели моторы аэропланов. Все ближе и ближе гудят парящие в воздухе стальные птицы. Они уже надо льдом и держат курс на остров Котлин.

Проходит пара минут. Раздаются оглушительные взрывы сброшенных с аэропланов бомб. Ближе слышен шум уходящих от Котлина аэропланов. И снова заговорили своим зловещим языком орудия. Мятежники не жалеют снарядов. Все чаще и чаще рвутся снаряды над Ораниенбаумом, в окружающем его лесу над нашими батареями и занявшими исходное положение полками. Оживленную перестрелку своими 12-дюймовыми пушками с кораблями мятежников «Петропавловск» и «Севастополь» ведет форт Красная Горка. Замаскировавшись кустарником, покрытым снегом, пристреливаются по фортам (Кронштадта — В.Ш.) наши легкие батареи.

— Сколько до берега?

— Полтора километра.

— Выкатывайте пушки на лед.

— Пристреляться со льда. Поближе будет вернее.

Пушки выкатывают на лед. Противник, заметив черные точки, открывает ураганный огонь. С бешеным визгом и рокотом рвутся его далеко перелетающие снаряды. Батарея на льду быстро пристрелялась.

Снова загрохотали пушки. Все сильнее и сильнее канонада. Наши батареи, приготовившись вовремя, без опозданий и промахов бить в минуты штурма по мятежникам, молчат. С каждой минутой обстрел усиливается. Тысячами разорвавшихся снарядов мятежники пытаются приостановить и предотвратить штурм… Напрасно. Приказ о штурме отдан, его последний пункт гласит: «Ровно в 6 часов 17 марта атакующим колоннам ворваться в Кронштадт. К семи часам штаб дивизии перейдет в Кронштадт. Отступлению нет места. Умереть, но победить». На путях следования штурмующих колонн устанавливаются вехи из срубленных веток ельника. На каждый маршрут подано на лед по три конца телефонного провода.

Командный пункт оборудован. Батареи и полки связаны с командным пунктом. Пламя пожаров, вспыхнувших от разрыва снарядов, к полуночи стихло. Постепенно воцарилась глубокая тишина. Смолк рев пушек. Лишь только лучи прожекторов, силясь пронизать густой туман, продолжали бесцельно метаться в пространстве. До начала штурма осталось два часа. Уснуть бы полчаса. Федько и Урицкий заходят в маленькую комнатку, где на столе лежала развернутая карта острова Котлин и его окрестностей. «Закусить бы перед штурмом». Разогретые на «буржуйке» три банки консервов утолили голод. Ведь не ели с утра.

17 марта. Один час тридцать минут. Под покровом ночи и густого тумана бесшумно, один за другим спускаются в боевых колоннах на лед красные полки. Одетые в белые халаты, движутся разведчики и дозорные впереди своих полков. Кругом мертвая тишина. За колонной непрерывной змейкой тянутся телефонные линии. Во мраке ночи на льду и белом снегу чернеют точки: это контрольные посты с присосавшимися ко льду телефонистами, ежеминутно поверяющими исправность связи. Пронизывающий и