— Вы уверены, Петр Федорович? — Шкуратов, начальник охраны нашего семейства выглядел так, словно хотел пристрелить подозрительного япошку, меня, то есть, от греха подальше, а потом уже начать разбираться, что к чему. Я, в принципе, был бы с ним солидарен в этом вопросе, вот только дело касалось меня самого, так что… И вообще, я был довольно удивлен, когда увидел его при своей должности после покушения. То, что его не было в поместье никоем образом не было оправданием. Виновного, как я понял из таблоидов, еще не нашли. Хотя, в последнее время таблоидам я не верил, собственно, как и снова начал сомневаться в искренности Императора, когда обдумывал то, что скажу князю при нашей с ним встрече.

— Я уверен, Володя, — твердо сказал отец. — Оставьте нас.

Вот оно великокняжеское воспитание. Он и к обычной уборщице всегда на «вы» обращался. Я вот так и не смог даже приблизиться к эталону. Возможно потом, в будущем… Только вот мне не дали этого «потом». Я смотрел на отца, жадно изучая его лицо и отмечая, что у Великого князя прибавилось седых волос, а морщинки в углах глаз стали более резкими. И в тоже время я понимал, что безвозвратно отдаляюсь от него, что не смогу больше назвать в слух отцом, словно Николай действительно умер, а я всего лишь его реинкарнация, которой досталось немного памяти о прошлой жизни. Невесело усмехнувшись, я отвел взгляд.

— Если что, я за дверью, Петр Федорович, — и Шкуратов, наконец-то, убрался.

Воцарилось недолгое молчание, а затем Великий князь сел напротив меня, все еще продолжая держать руки, сложенными на груди.

— Откуда у вас мой личный номер, — задал он первый вопрос, которого я, если честно, не ожидал услышать, даже не задумываясь, что он в принципе может его задать.

— Я уже сказал…

— Хватит! — он резко хлопнул по столу ладонью, а черты лица слегка исказились. — Этот номер предназначен для личного использования и его знает очень ограниченный круг лиц. И, конечно же, я никогда не дал бы его Маэда. Я спрашиваю последний раз, и, если ваш ответ меня не удовлетворит, я отдам вас моей охране. То, что вы являетесь жителем и гражданином Японской Империи не убережет вас от правосудия. Зайдя в консульство, вы оказались на территории Российской Империи. Господин Шкуратов, вон, уже копытом бьет, желает лично допросить возможного диверсанта, из-за которого мы задержались в Киото на сутки. Где вы добыли мой личный номер?

— Мне его продиктовал один парень перед смертью, — медленно ответил я, подбирая слова. — Он сказал, что является Великим князем Николаем.

— Ты лжешь, — он побледнел и отпрянул от меня.

— Я не лгу, — покачав головой, я выдохнул. — Это произошло в ночлежке. У меня был спонтанный магический выброс, пара человек пострадало. Перед тем, как пришел Маэда Оми, чтобы забрать меня в Центр распределения, тот, кого я посчитал мертвым внезапно очнулся. Но он был настолько плох, что я просто подумал на агонию. До этого мы с ним не общались и никак не пересекались, но я был виновен в выбросе и решил ему помочь. Вы бы знали, как я опешил, когда парень внезапно заговорил по-русски, назвал себя Николаем и продиктовал номер. Попросил позвонить вам, если представится такая возможность и передать, что у его матери почти получилось. Но я так и не понял, что именно получилось. Номер я запомнил, на всякий случай, а потом началась заваруха с Оми. Этот выкидыш гиены приказал сжечь ночлежку со всеми, кто в ней находился, а меня забрали. Даже, если тот парень тогда выжил, то…

— Откуда ты знаешь русский, как понял, о чем говорит тот мальчик? — глухо прошептал Великий князь.

— Моя мать — проститутка, — спокойно ответил я, понимая, что обрубаю все концы с семьей. Это был действительно конец. Глядя на князя, я понимал, что меня больше ничего с ним не связывает и никаких чувств, кроме сожаления, я больше к семье не испытываю. Глядя, как поменялось его лицо, при сообщении о смерти сына, я даже готов был разделить с ним эту скорбь, но точно не быть ее частью. Даже сперва не поняв, как князь перешел на русский, видимо, чтобы проверить меня, я начал отвечать, подбирая уже практически забытые слова. Я даже удивился, понимая, что говорю с небольшим акцентом. — Не элитная, из эта. Наверное, обслуживала русских моряков, там и нахваталась. Не удивлюсь, если мой отец один из них, если судить по цвету моих глаз, то большая вероятность этого имеется. А может быть, дед. Я не знаю, никогда их не видел. Но в Центре проводили много тестов и сказали, что я все-таки по крови Оши. Наверное, так оно и есть, — я пожал плечами. Эта информация была важна князю, он всегда любил иметь дела с теми, о ком знал хотя бы некоторые детали биографии. Но сейчас, я видел, что ему все равно. Он хотел знать о последних минутах жизни своего сына. Только это его сейчас волновало. — Я могу доказать, что говорю правду. Мне тяжело говорить по-русски, могу я перейти на свой родной язык? — князь кивнул, не сводя с меня пристального, но одновременно с этим немного растерянного взгляда. — У нас было достаточно времени, во время которого Николай мне рассказал некоторые вещи, которые кроме вас и его никто не знает, даже остальные члены вашего клана. Он сказал, что вы так быстрее поверите, Петр-сама. Видимо он знал, что не сможет выжить. Что бы мы не делали, он с каждой минутой становился все хуже, еще до того момента, когда Маэда пришел в ночлежку.

— Говори, — его кулаки сжались, и он побледнел еще больше. Вся вбитая и пропитавшая его до мозга костей дипломатия отошла на задний план, когда князь перешел на «ты». Он продолжал говорить на русском, скорее всего, из-за накатившего его волнения.

— Например, на его шестнадцатилетние, вы под чарами иллюзии, чтобы вас никто не узнал, пошли в элитный бордель, где вы сняли ему самую дорогую проститутку с условием, что та научит мальчика всему… — я старался подобрать те моменты, которыми бы сам поделился в случае смертельной опасности, то, что заставило бы улыбнуться в последний раз, что-то личное, одновременно с этим и то, о чем можно рассказать постороннему человеку. — Или вот, например, что однажды, когда Николаю было семнадцать, вы решили отдохнуть и поехали рыбачить на озеро в вашем загородном поместье. Вы тогда были вдвоем в лодке, и чуть не перевернулись, когда клюнула