не условно-литературного, а непосредственно-личного, мемуарного Я, в котором совмещены путешествующий и говорящий. Вот, собственно, это ядро жанра мы и будем иметь в виду, говоря в дальнейшем о мандельштамовском «Путешествии в Армению» и стихах так называемого армянского цикла в связи с пушкинским «Путешествием в Арзрум» и его кавказской лирикой. Эти две группы текстов разделяет столетие, и при этом они близко друг к другу лежат на карте русской литературы и неслучайным образом оказываются родственны во многих отношениях – для Мандельштама путешествие на Кавказ было в немалой степени сознательным последованием Пушкину и в биографическом плане, и в творческом[694]. Но помимо осознанного движения по пушкинскому пути, эта поездка оказалась и мощным проявлением судьбы, которая сама уже, независимо от воли поэта, выстраивала параллели и рисовала жизненный маршрут.

«Путешествие в Армению» появилось в майском номере журнала «Звезда» за 1933 год и стало последним сочинением Мандельштама, опубликованным при жизни. Оно писалось в 1931–1932 годах, а само путешествие Мандельштам с женой осуществили в апреле – декабре 1930 года, но задумано оно было значительно раньше, в 1929 году, то есть ровно через сто лет после того, как Пушкин осуществил свой побег на Кавказ, в армию Паскевича.

Мандельштам мыслил столетиями, это была органичная для него мера времени как исторического, так и личного, как это ни покажется странным, – недаром так часто звучит у него слово «век» и сама тема личных отношений с веком, веками, столетиями. Эта мера отделяла его от Пушкина вообще и от конкретных событий пушкинской биографии: «Сияло солнце Александра / Сто лет тому назад сияло всем» относится одновременно к Пушкину и к Александру I. Когда воронежской зимой 1937 года Мандельштам пишет: «Куда мне деться в этом январе?» – он осознанно отсылает читателя к январю тому, столетней давности, когда развивалась трагедия, приведшая Пушкина к гибели. И неудивительно, что замышляя в 1929 году большую поездку на Кавказ, Мандельштам соотносил ее с пушкинской поездкой 1829 года. Память о Пушкине сопровождала Мандельштама – в тексте «Путешествия в Армению», и особенно в стихах армянского цикла есть улики этой осознанной связи, легкие касания пушкинской темы, пушкинской биографии. При сопоставлении двух путешествий что-то неявное высвечивается – через травелоги Пушкина и Мандельштама и сопровождающие их стихи проходит важнейшая линия развития и русской прозы и русской лирики, но главное, конечно, – это личный сюжет, связывающих двух поэтов, перекличка через столетие их путей и судеб. И тут уже невозможно оставаться внутри текстов, не обращаясь к биографическим основаниям темы.

* * *

Первая поездка Пушкина по Северному Кавказу весной 1820 года была короткой и случайной, по-настоящему Кавказа он тогда не увидел. Второе его кавказское путешествие было длительным (4 месяца) и глубоко мотивированным. В марте 1829 года без разрешения властей, не спросясь у Бенкендорфа, что обязан был сделать как человек поднадзорный, он выправил себе подорожную и в ночь с 1 на 2 мая 1829 года выехал из Москвы. Подорожная была до Тифлиса, но Пушкин заехал значительно дальше – углубился на территорию Армении примерно на 50 километров, а затем через Гумры (Гюмри) выехал на запад к турецкой границе, Карсу и Арзруму, догоняя армию Паскевича[695]. Мандельштам то ли был в курсе этих подробностей, то ли, что называется, попал, – в его стихах дважды появляется тема подорожной, точнее – ее отсутствия, но сам образ обладателя подорожной двоится – то это «старый повытчик», то Пушкин:

Страшен чиновник – лицо как тюфяк,

Нету его ни жалчей, ни нелепей,

Командированный, мать твою так! —

Без подорожной в армянские степи

«Дикая кошка – армянская речь…»,

ноябрь 1930

И в отрывке, примыкающем к этому стихотворению:

Чудный чиновник без подорожной,

Командированный к тачке острожной,

Он Черномора пригубил питье

В кислой корчме на пути к Эрзеруму.

октябрь 1930

«Чудный чиновник» в сочетании с Черномором и Эрзерумом – это, конечно же, Пушкин, Мандельштам представлял себе его маршрут[696], но сам строил свое путешествие иначе: он изначально стремился в Армению, при этом захватил Абхазию и Грузию, пожив в апреле 1930 в Сухуме, он в мае через Тифлис поехал в Ереван, но в июле, испугавшись ереванской жары, уехал на Севан, в дом отдыха, через месяц вернулся в Ереван, оттуда в сентябре поехал в Карабах и затем в Тифлис, где оставался почти месяц и откуда после 7 ноября выехал обратно в Москву. В стихах он написал потом, что «двести дней провел в стране субботней, / Которую Арменией зовут» (1, 164), – это поэтическое преувеличение, собственно в Армении он пробыл значительно меньше, но для Мандельштама это была поездка прежде всего в Армению, остальные посещенные тогда места остались на втором плане, хотя Сухум и Шуша тоже попали в стихи и прозу армянского цикла.

Что гнало Пушкина и Мандельштама на Кавказ? Каковы были мотивы этих двух путешествий? Одно можно сказать определенно: оба поэта предприняли длительную поездку в трудных обстоятельствах, и оба связывали с путешествием надежды на обновление жизни.

Пушкин в конце 1828 года увидел впервые юную красавицу Наталью Гончарову, угадал в ней свою судьбу, сразу решил жениться, но не встретил одобрения в ее семье. Он решает уехать надолго, но буквально в последний день, уже собравшись в дорогу, все-таки делает предложение через Ф.И. Толстого, получает уклончивый ответ и в ночь уезжает. Впоследствии, задним числом, Пушкин определенно, хоть и смещая время событий, свяжет поездку со вспыхнувшей любовью. Из письма будущей теще от 5 апреля 1830 года: «Когда я увидел ее в первый раз, красоту ее едва начинали замечать в свете. Я полюбил ее, голова у меня закружилась, я сделал предложение, ваш ответ, при всей его неопределенности, на мгновение свел меня с ума; в ту же ночь я уехал в армию; вы спросите меня – зачем? клянусь вам, не знаю, но какая-то непроизвольная тоска гнала меня из Москвы; я бы не мог там вынести ни Вашего, ни ее присутствия» (оригинал по-французски)[697].

Этот порыв породил