— Не бойся — я еще не сдалась.

— Терпи — не теряй духа. Будем живы — не помрем.

— Впереди горят огни! — закричал кто-то.

Все оживились, поискали глазами неведомое село, но ничего не увидели.

— Не томи душу дьявол!

Немного позже:

— Собаки лают! Слышите?

— Откуда тут быть собакам, если на всем протяжении реки деревень нет.

Возникла таинственная тишина. Сибирская река стала безмолвной и глухой. Ни дымка, ни людей на ней не виделось. Скалы сошлись совсем близко. Сосны и ели выглядели на фоне ночного неба острыми пиками. За каждым изгибом реки берега становились дикими и недоступными. Под ледовым панцирем, разъяренным зверем рычала горная река.

Неожиданно колонна остановилась. В лицо пахнуло сырым холодом. И тут же донесся явственный шум на перепаде. Впереди люто гремел древний порог. Это река билась об острые камни, собирая пену и буруны. Сосны на скалах злобно зашушукались.

Авангард, обнаружив на льду холодную воду, начал искать проход.

— Вода преградила путь — не пройти дальше, — доложили они.

— Нам дороги обратно нет — ищите путь вперед, — ответило командование.

Авангард исследует сжатую скалами реку, докладывает командованию и получает приказ продолжить движение. Колонна растягивается, промежутки между санями увеличиваются. Но многие не могут даже стронуться с места. Потому что полозья саней примерзли ко льду.

В таком же положении оказались и Перелыгины. Казак дергал вожжи, кричал, свистел, но конь никак не мог стронуть сани с места. Ноги скользили, вязли в мокром снегу. Заиндевелый конь стоял, понуро опустив голову. Перелыгин, битый час отбивал лед вокруг саней. Наконец конь, выгибаясь всем телом, с ходу рванул, и сани сдвинулись с места.

— Я валенки промочил, — сказал Платон запрыгнув в сани.

— Я разрежу старый шерстяной платок, и ты обернешь им ноги, — предложила Дарья.

— Давай, а то замерзнут.

Девушка достала из баула платок и разрезала пополам. Платон снял валенки и обернул сухими полотнами ноги.

— Теперь лучше? — обеспокоено спросила Дарья.

— Да, — соврал Платон, потому что тепло в валенках пропало.

Перелыгин почувствовал, что ноги начали замерзать. Он спрыгнул с саней, немного побежал, чтобы согреть ноги, но, вскоре выбился из сил и снова возвратился на прежнее место.

Конь, похрапывая и вздрагивая, перешел каменистое дно. Крупный перекат остался позади. Это было последнее препятствие. Если не считать обширные и безлюдные берега, где дремучие леса, как и прежде, поднимались ввысь.

Ветер невидимыми иглами колол замерзшие тела. Лица от мороза горели, из-под головных уборов тек пот. Вдруг донеслись отчаянные крики — это в холодную полынью угодили казаки. Их вытащили из студеной воды, переодели и дали выпить крепкой водки.

— Замерзли, погреться бы в баньке, — крупно затряслись от холода казаки.

— Сейчас истопим и согреетесь.

— А где ж банька?

— В медвежьей берлоге.

Колонна остановилась на отдых. Вдоль узкого берега задымились многочисленные костры, с ними беглецам стало намного веселей. Серые дымы потянулись к небу. Яркие блики от огней поскакали по скалам. От горячего воздуха заколыхались тени. Люди тянулись к яркому огню и, не обращая внимания на дымящиеся штаны и куртки, безнадежно пытались согреться.

— Просуши валенки, — посоветовала Дарья.

— Не буду, они все равно не успеют просушиться.

— Ты все же попробуй.

Платон потер рукой горячее от огня колено.

— Не нужно — наледь не пропустит воду.

— Какое тягостное молчание природы, — тихо сказала Дарья. — Ее совершенно ничего не интересует. Если с нами, что-нибудь случится, она даже не заметит этого.

— Природе и Богу теперь не до нас.

Перелыгины выпили горячего чая и всю ночь дремали, сидя на санях поворачиваясь к огню то одним, то другим боком. Но попытка согреться была бесполезной, потому что если одной стороне было тепло, то другая в это время замерзала. И крепко не спали, боялись, что утром можно не проснуться.

Ночь прошла быстротечно, но вместе с темнотой укатились и звезды. Над скалами не скоро взошло негреющее солнце. Костер угас, испепелив угли, зола остыла. Обозы без команды тронулись в путь. Откуда-то донесся волчий вой.

— Странно, но сегодня никто не позвал в дорогу, — сказала раздумчиво Дарья.

— Я тоже команд не слышал, — согласился Платон.

У потухших костров остались замерзшие насмерть люди. Редко кто обратил на них внимание, к этому уже привыкли. Значит им судьба такая.

Недалеко застонал укрытый теплой дохой офицер.

— Каппель, Каппель, Каппель, — заголосили рядом казаки.

— Что с ним случилось? — спросил Платон.

— Искупался в ледяной воде.

Генерал Капель, возглавлявший авангард, имел неосторожность отъехать в сторону и провалился под лед. Ему посоветовали переобуться, но он пренебрег полезным советом и отморозил себе ноги. Впоследствии у него развилась гангрена ног. На одной из остановок врач без усыпления и наркоза простым ножом отрезал генералу пятки и пальцы ног. Перед операцией ему дали лишь горькой водки. Позже генерал, желая подбодрить солдат, забрался с чужой помощью на коня, получил воспаление легких и окончательно слег.

Заметно похолодало, чтобы не замерзнуть, беглецы надели на себя все что могли. Все с нетерпением ждут появления долгожданной деревни, но она упорно не появлялась. Люди и лошади выбились из последних сил.

Наконец в полдень раздался радостный крик:

— Барга! Крыши завиднелись!

— Деревня!

Показались серые приземистые дома, засыпанные до крыш снегом, забеленные снегом ветхие изгороди и овины. Все явственней становился лай собак. Люди стали вытягивать шеи, чтобы что-нибудь разглядеть. И увидели, как над избами из труб завился белый и черный дым. Ветер метал его по всей деревне. Увидев деревню, беглецы выразили всеобщую радость. Их лица просветлели.

Солдаты и беженцы густо заполнили все улицы и деревенские избы. Уснули там, где смогли приткнуться. Многие уснули прямо на улице. Маленькая деревня не смогла всех уместить. Перелыгиным посчастливилось, им удалось устроиться в теплую избу. Сотня Кострикина осталась ночевать на открытом воздухе.

Среди ночи у Платона неожиданно поднялась температура. Он все время кашлял и хрипел. Ему не хватало воздуха, кружилась голова.

— Ты что не спишь, Платон? Заболел? — спросила Дарья.

— У меня кажется, тиф.

— Терпи до рассвета, мне сейчас не найти врача.

Всю ночь Платон хватался за края кровати, метался и буйствовал, как в бреду. И эта ночь выдалась для него маетной. Несколько раз его мучили приступы кашля, а после полуночи от него сон и вовсе ушел. Едва на горизонте померещился рассвет, Дарья привела врача. Платон лежал на полу, укрывшись полушубком. В лице ни кровинки, губы посинели, в глазах светился лихорадочный блеск. Недвижимый утомленный взор уставился в потолок.

Врач, осмотрев Платона, строго сказал Дарье:

— Сыпной тиф. Помочь вам ничем не смогу, потому что