— Я иду к войскам, моя Эрин, — усмехнулся Фриггид. Она смотрела, не мигая, в его темные жестокие глаза.

— Ты будешь гореть в аду, Фриггид. Когда ты умрешь, ты не увидишь Валгаллы.

— Может, я и узнаю, что такое гореть в аду, Эрин, а ты узнаешь, что такое гореть на земле.

Он поклонился низко и ушел.

Она не поняла его намека; ее это не волновало. Она смотрела снова на поле битвы. Воины не замедлили темпа, когда приблизились к деревянной стене. Первые катапульты были взведены, и вопль ужаса вырвался из горла Эрин, когда веревки оказались перерубленными боевыми топорами и кипящее масло полетело через стену.

Она опять закрыла глаза, когда услышала страшные крики людей и лошадей. Стрелки, расположившиеся на валах, выпустили дождь горящих стрел на приближающихся воинов.

— О Боже! — закричала она в ужасе, когда глубокие тыквенные бутыли катапульт были наполнены снова. Она бешено пыталась справиться с ремнями, которые связывали ее запястья, но от ее попыток узлы только затягивались крепче. Она закрыла глаза, надеясь, что таким образом она не увидит полета кипящего масла.

Но ее глаза открылись, когда до нее донесся странный звук-показалось, что раскалывается земля. Она была изумлена: датская стена стала оседать.

Первым она увидела Олафа и почувствовала, будто ее сердце и весь мир замерли вместе со временем. Копыта черного коня ударялись в деревянные ворота, и те раскалывались под его тяжестью. Конь несся по воздуху вместе со своим седоком. Олаф во главе войск, его плащ и золотые волосы разметались с устрашающей величественностью, в чертах его лица видна непобедимость и беспощадность, его могучий меч вспыхивал и мерцал на солнце, когда он поднимал его высоко, и от его боевого клича-волчьего воя, в котором слышались гнев и жажда отмщения-раскалывалось небо. Он был великолепен. Он был все еще очень далеко, но все же Эрин верила, что он видит ее. Она была уверена, что видит синий ледяной огонь в его глазах, который был глубже океана, шире неба, и проникал прямо ей в сердце.

Но потом эта минута миновала. Черный конь разбил всю стену. Сотни других лошадей повалили на внутренний двор. Ужасающий звук лязганья стали поднялся, когда мужчины вступили в рукопашную схватку. Топоры обрушивались с жутким грохотом; летели стрелы с пылающими огнями.

Эрин задрожала и опустила глаза. Фриггид был глупцом. Она не могла выдержать зрелища этой резни. Датчанин не мог, думала она, с гордостью, возраставшей от любви и мук, когда-либо превзойти Волка. Но он угрожал ей с такой самоуверенностью. Неужели он и вправду думал, что его слабые деревянные стены смогут выстоять против мужчины, который привык иметь дело с камнем?

Она рванулась инстинктивно от ужаса, когда что-то просвистело около ее щеки. Приглядевшись, она увидела Фриггида за бревнами. Он держал в руках лук, длинная тетива еще дрожала. Повернув голову, Эрин посмотрела назад и тогда все поняла.

Бревна, которые окружали помост, были все в масле, и в них Фриггид пустил горящую стрелу. Дерево уже дымилось, охваченное пламенем.

— О Боже! — завопила Эрин. В бешенстве она снова пыталась развязаться, раздирая в кровь запястья. Она зарыдала, когда поняла, какую чудовищную смерть приготовил ей Фриггид.

Она слышала его смех, заглушающий грохот битвы. Возможно, он верил, что скоро умрет. Но умрет он или останется жив, он уже отомстил Волку, потому что Олаф ни за что не успеет вовремя, чтобы спасти свою жену из огня.

— Салют, королева Дублина, принцесса Тары, — крикнул Фриггид. — Может быть, мы все встретимся на большом дворе Валгаллы!

Его лицо по-прежнему было искажено ужасной улыбкой, когда он повернулся к Эрин.

Огонь быстро охватывал сухие бревна забора. Скоро он охватит все вокруг нее.

«Олаф найдет Фриггида», — думала она неистово, пока ее обволакивал дым. И, возможно, он убьет его, зарубит его в ярости, как она и говорила Фриггиду. Но это будет слишком поздно. Слишком поздно для нее…

Она прекратила борьбу на мгновение, глядя на быстро распространявшийся огонь.

— Нет, — прошептала она, не в силах поверить. Но слова Фриггида преследовали ее: «… ты узнаешь, что такое гореть на земле…» — Нет! — завизжала она. Но ее глаза уже начали увлажняться. Дым пропитал воздух, ставший серым вокруг нее.

Она так выкручивала запястья, что содрала кожу, они были все в крови. Потом она опять обмякла на столбе, слезы текли у нее по щекам.

Она не будет мучиться от пламени, пыталась успокоить она себя. Она задохнется от дыма прежде, чем ее коснется огонь.

Это не так уж страшно-умирать. Если Бог на самом деле существует, ее брат Лейт, и Феннен, и Бриджит, и Брайан из Клоннтайрта встретят ее у небесных врат и проводят домой. Нет, это не слишком страшно — умирать, Но она молода, у нее впереди была вся жизнь. Жизнь с королем-воином, Повелителем Волков… Олафом. Она никогда не говорила ему, что любит его. Если бы только она могла сказать ему. Если бы только она могла побыть с ним еще раз…

Олаф высматривал только одного человека. Он расчищал себе дорогу среди людей, которые пытались вовлечь его в схватку. Он сидел на черном коне, обе руки были свободны, он направлял свою преданную лошадь одними коленями. В левой руке он высоко держал щит, правой-сжимал меч. Если Фриггид скрывается, он найдет его. Если он потеряет свой меч или щит, он встретит датчанина голыми руками.

— Волк!

Раздался крик. Олаф увидел, что Фриггид скачет к нему, чтобы сразиться. Мужчины стали расступаться. Они опустили топоры и мечи. Большая часть временных построек была охвачена огнем, но даже это не могло остановить неизбежного, когда двое воинов подъехали друг к другу на своих лошадях. Внезапно установилось что-то похожее на молчание. Все смотрели и ждали предстоящей битвы один на один, в которой должны были сразиться викинги-ярлы.

Они начали сближаться медленно, но уверенно, боевые кони, оба высотой в семнадцать ладоней, становились на дыбы, обезумевшие от запаха дыма и крови.

На расстоянии пяти корпусов они остановились, оценивая друг друга.

Сейчас раздастся лязг мечей, который прекратится не скоро. Это за Гренилде, думал Олаф, за Ирландию, за мир, которого он желал, за сына… Нет. Это все за Эрин. Она стала для него всем.

Фриггид был одет в свободную рубаху и доспехи. Олаф встретил его в ирландской рубахе и плаще, тоже в доспехах. Фриггид держал меч и щит, как и Волк. Его голова была защищена стальным шлемом, а лицо — забралом.

Олаф по-прежнему не носил шлема. Его обнаженная белая голова бросала вызов врагу.

— Это наш бой, датчанин. Твой и мой. Не веди свои войска на самоубийство, — произнес Олаф спокойно. — Это сражение только между двумя викингами. — Да, — согласился Фриггид. — Это наш бой. Это всегда было так. Предначертано Одином. Но это не бой викингов. Ты превратился в ирландца, — фыркнул он с презрением.