Но Олаф явился. Дерево настила расщеплялось и рушилось, но копыта жеребца уже были перед ее глазами.

И Олаф добрался до нее. Он стоял рядом. Она подняла голову, глаза цвета арктического неба сверкнули под забралом. Эрин увидела, как он поднял меч, и на мгновение испугалась, представив, что он поборол огонь только для того, чтобы прикончить ее. Но лезвие его меча обрушилось на узлы, и веревки упали на площадку.

Эрин почувствовала, как ее подняли вверх, прежде чем она коснулась дерева. Лошадь от потрясения становилась на дыбы и храпела, когда Олаф притянул Эрин в седло и посадил впереди себя. Ее зубы стучали. Олаф, должно быть, сумасшедший. Лошадь могла каждую секунду провалиться, и они были бы окружены стеной огня.

На какие-то секунды конь заартачился, бешено дернув поводья, а потом присел на мускулистых задних ногах и спрыгнул с платформы. На мгновение Эрин показалось, что они летят, но они тут же с грохотом приземлились. Жеребец подскочил и возмущенно заржал. Олаф крепко прижал Эрин к груди, закованной в кольчугу. Огонь высоко поднимался вокруг них. Как они смогут выбраться? Сколько пройдет времени, прежде чем могучее животное и они сами сдадутся охватившей их огненной стихии?

Муж смотрел на нее своими синими глазами, она была в его руках, и она не хотела умирать. Она хотела жить, понимать его, чувствовать его, лежать с ним рядом, с нежностью прикасаться к нему. Она хотела, наконец, сказать ему, как любит его, своего повелителя-викинга, что она любит его независимо от того, что он никогда не мог полюбить ее, так как его сердце было в Валгалле с другой — золотой красавицей.

— Олаф, — прошептала она и задохнулась, произнеся его имя, едва слыша свой голос в треске и шуме полыхающего огня.

— Не разговаривай, — приказал он резко. — Задержи дыхание.

Она сделала, как он велел. Сейчас или никогда! Он пришпорил коня и направил его в огонь.

Все смотрели на них не дыша — ирландцы, норвежцы, датчане.

И вдруг это произошло. Могучий черный конь появился, его передние ноги пронеслись по воздуху, высоко над огнем. Он взмыл в небо подобно восьминогому коню Одина. Он летел над огнем. Он вынес на своей спине норвежского короля Дублина и его ирландскую жену из огня. Он вынес их в жизнь.

Радостные, восторженные крики приветствовали Олафа, но он не остановился. Огонь и дым все еще поднимались высоко. Он подтолкнул своего коня и вывел его из окружающего моря людей, заставив перемахнуть через разрушенную защитную стену, и они пустились по долине и дюнам к сосновой роще.

Эрин дрожала, сидя впереди Олафа. Она выбралась из адского огня в холод зимнего дня. Олаф крепко держал ее в седле, и она чувствовала тепло мужчины, который только что рисковал своей жизнью, чтобы спасти ее.

В сосновой роще он удобно усадил ее. Эрин пошатывалась, и пока она не обрела равновесие, он держал ее, внимательно рассматривая ее испачканное в саже лицо.

— Кажется, ты серьезно не пострадала, — сказал он. Потом, к ужасу Эрин, он отпустил ее, отвернулся и зашагал обратно к жеребцу.

Какое-то время она смотрела мужу вслед, ее сердце, казалось, замерзло от зимнего воздуха. Нет, она не могла позволить ему уйти. Она должна окликнуть его. Эрин осталась жива, и теперь она знала, какой хрупкий и нежный подарок — жизнь. Ее руки протянулись к нему, дрожа, как листья на ветру. Она с такой мольбой произнесла его имя, что Олаф остановился, чувствуя, как кровь забурлила в его жилах. В звуке ее голоса он услышал то, чего так долго ждал. Он постоял несколько секунд, не двигаясь, затем заставил себя обернуться.

Он видел ее простертые руки, видел слезы, которые текли тихими ручейками по ее щекам, смывая грязь и сажу.

— Я… люблю… тебя, — прошептала Эрин. Слова были сказаны одними губами, и все же он слышал их. — Я знаю, что ты всегда будешь любить Гренилде, и я хочу только того, что ты можешь мне дать…

У Олафа вырвался крик и двумя большими шагами он подошел к ней, заключил ее в свои объятия, лаская и гладя нежно, держа ее так, будто она была цветком, хрупким и нежным под его касаниями.

— Эрин…

Казалось, ветер подхватил его шепот, и она закрыла глаза, дрожа от счастья в его объятиях. Время шло, но не могло завладеть ими, пока они стояли, чувствуя, что их любовь дала им новые силы, наполняя своей теплотой.

Олаф отступил, и Эрин увидела, что слезы, словно бриллианты, сверкали в его глазах. Его губы снова на короткое мгновение припали к ее губам так нежно и легко, как крылья бабочки. Потом он внимательно посмотрел на нее, откинув назад ее волосы, уверившись, что она не ушиблась и ничего не повредила.

Казалось, сердце Эрин билось в ее горле, когда она, задыхаясь от волнения, попыталась заговорить.

— Я никогда не предавала тебя, мой лорд… никогда. Это Фриггид сбил меня с пути в тот день, когда мы встретились с оружием в руках на скалах. — Слезы капали на ее щеки, когда она добавила с горечью и болью:

— — Фриггид мертв сейчас, и он не может подтвердить мои слова. Я по-прежнему не имею доказательств… но я никогда не думала предавать. Я хотела только спасти нашего сына, так как он часть тебя, и его потерю я бы не вынесла.

— Тихо, моя любовь, тихо, — шептал Олаф, сильнее прижимая ее к себе. — Я знаю…

— Я никогда не думала делать этого, Олаф, я презираю датчан, и я была напугана. Но Фриггид хотел убить тебя, он бы зарезал Лейта на твоих глазах и потом бы убил тебя.

— Тихо, — прошептал снова Олаф и сжал ее еще крепче, еще нежнее, защищая от холодного ветра. Под дуновениями свежего ветра Эрин наслаждалась его объятиями и, наконец, заговорила снова.

— Ты веришь мне, мой лорд? — прошептала она, у нее опять перехватило горло.

— Да, ирландка.

— Но у меня нет доказательств…

— Я люблю тебя, ирландка, — прервал он ее нежно, — и поэтому я боялся судить… пристрастно.

— Скажи мне это еще, мой лорд.

— Я боялся поверить, поверить словам женщины, которые могли оказаться не правдой.

— Нет, мой лорд! — возразила Эрин, отпрянув от него. — Не то! Скажи мне другое.

Он улыбнулся, в нежном изгибе его губ сияло солнце.

— Я люблю тебя, ирландка. Уже давно. Но было очень трудно любить разъяренную фурию, ненавидящую викинга.

— О, Олаф! — шептала Эрин, опять придвинувшись ближе, чтобы прислониться щекой к его груди. Кольчуга была холодной и жесткой, и она ощущала это своей нежной кожей, но даже через кольчугу Эрин могла чувствовать тепло его тела и биение сердца. — Я так боялась… и это правда, я не хотела любить викинга, но это случилось, мой лорд, я полюбила Волка…

В глазах Эрин стояла боль. Она снова пыталась заговорить, но он перебил ее.