В этот миг Трайст поднял руку, и девчушка подошла к нему, стараясь разобрать, что он бормочет: толстые губы шевелились с трудом.

– Папа говорит, чтобы я вам сказала спасибо.

– Хорошо. А вы уже позавтракали?

Девочка и ее братишка покачали головами.

– Ступайте вниз и поешьте.

Перешептываясь и оглядываясь, они ушли, а Тод сел возле кровати. В глазах больного светилась та же собачья преданность, с какой он рано утром глядел на Дирека. Тод уставился в окно, сжимая большую руку крестьянина. О чем он думал, глядя на липу за окном, на солнечные блики, пробивавшиеся сквозь листву и скользившие по свежевыбеленной стене, где уже опять проступали серые пятна сырости, на игру теней этой листвы? Она казалась почти жестокой, эта прекрасная игра теней той, другой жизни, которая шла снаружи, – такой полной, радостной, равнодушной к людям, к их страданиям; слишком веселой, слишком бодрой! О чем он думал, следя за беготней теней (они, как серые бабочки, носились в погоне за солнечной пыльцой), в то время как рядом с ним лежал великан крестьянин?

Когда Кэрстин и Шейла пришли его сменить, он спустился вниз. В кухне Бидди мыла посуду, а Сюзи и Билли обувались, чтобы идти в школу. Они замерли, глядя, как Тод шарит у себя в карманах, зная, что это им сулит. Сегодня оттуда появились две морковки, несколько кусочков сахара, веревка, какой-то счет, садовый нож, кусочек воска, кусочек мела, три кремешка, кисет с табаком, две трубки, коробок спичек с одной только спичкой, шестипенсовик, галстук, плитка шоколада, помидор, носовой платок, мертвая пчела, старая бритва, кусок марли, немного пакли, палочка каустика, катушка ниток, иголка, но без наперстка, два листика щавеля и несколько листов желтоватой бумаги. Он отложил в сторону шестипенсовик, мертвую пчелу и все, что было съедобного. Трое маленьких Трайстов следили за ним в восторженном молчании; наконец Бидди кончиком мокрого пальца потрогала пчелу.

– Она невкусная, Бидди.

Услышав это, малыши один за другим несмело улыбнулись. Заметив, что и Тод улыбается, они заулыбались открыто, а Бидди даже захихикала. Потом, сбившись на пороге, все трое, переговариваясь и крепко зажав в руках гостинцы и шестипенсовик, долго смотрели, как удаляется по дороге его высокая фигура.

Глава XII

В то же самое утро, но несколько позже, Дирек и Шейла медленно шли по хорошо подметенной аллее усадьбы Маллорингов. Губы у них были сжаты, как будто они уже произнесли последнее слово перед битвой, и старый фазан, пробежавший мимо них к кустам, вдруг шумно взмахнул крыльями и полетел к своему убежищу, испугавшись, очевидно, решительности, с которой шагали брат и сестра.

Они вошли под портик, который, по мнению некоторых, придавал дому Маллорингов облик греческого храма, и только тогда Дирек нарушил молчание:

– А что, если они откажут?

– Поживем – увидим, но держи себя в руках, Дирек.

Дверь им открыл высокий важный лакей с напудренными волосами. Он молча ждал.

– Спросите, пожалуйста, сэра Джералда и леди Маллоринг, не могут ли они принять мисс Фриленд и мистера Дирека Фриленда; скажите, что мы пришли по срочному делу.

Слуга поклонился, покинул их и вскоре вернулся.

– Ее милость примет вас, мисс; сэра Джералда нет дома. Пожалуйте сюда…

Они прошли через прихожую, мимо статуй, цветов и оленьих рогов, затем длинным прохладным коридором к белой двери, за которой оказалась небольшая, но очень красивая белая комната. Когда они вошли, двое детей вскочили со своих мест и шмыгнули мимо них в открытую дверь, как молодые куропатки, а сидевшая за письменным столом леди Маллоринг поднялась и, сделав несколько шагов им навстречу, протянула руку. Молодые Фриленды молча ее пожали. Они понимали, несмотря на всю свою враждебность, что, если они ограничатся поклоном, их сочтут заносчивыми и невоспитанными. Молодые Фриленды внимательно смотрели на хозяйку – до сих пор им еще не приходилось так близко ее видеть. Леди Маллоринг, урожденная Милдред Киллори, дочь виконта Силпорта, была высокой худощавой женщиной не особенно примечательной внешности, с очень светлыми и уже седеющими волосами; выражение ее лица, когда она молчала, казалось приятным и чуточку озабоченным, только глаза наводили на мысль, что она обладает недюжинной волей. В этих глазах была своеобразная двойственность, которая так часто встречается у англичан, – они сияли вдохновенным самоотречением и в то же время предупреждали, что отрекаться от своих интересов придется отнюдь не только их обладательнице.

– Чем могу быть вам полезной? – приветливо обратилась она к посетителям и поглядела на них с некоторым любопытством.

После краткого молчания Шейла ответила:

– Нам – ничем, благодарим вас. А другим – можете.

Леди Маллоринг чуть подняла брови, как будто слово «другим» чем-то ее покоробило.

– Да?.. – сказала она.

Шейла стояла, сжав руки, и ее лицо, только что пунцовое, вдруг сразу побледнело.

– Леди Маллоринг, – сказала она, – будьте добры, разрешите Гонтам остаться, а свояченице Трайста жить у него и смотреть за его детьми.

Леди Маллоринг подняла руку – движение это было совершенно непроизвольным – и потрогала крестик у себя на груди.

– Боюсь, что вы не все понимаете, – спокойно сказала она.

– Нет, – ответила Шейла, побледнев еще больше, – мы отлично все понимаем. Вы действуете во имя того, что считается требованиями морали. Но все равно: исполните нашу просьбу. Пожалуйста…

– Мне очень жаль, но не могу.

– Нельзя ли узнать почему?

Леди Маллоринг вздрогнула и перевела взгляд на Дирека.

– Я не уверена, – сказала она с улыбкой, – что обязана отчитываться перед вами в своих поступках. К тому же вы, вероятно, отлично знаете почему…

Шейла сделала умоляющий жест.

– Если вы их выселите, Уилмет Гонт погибнет.

– Боюсь, что это уже случилось, и я не хочу, чтобы она увлекла с собой других. А бедного Трайста мне очень жаль, и я была бы рада, если бы он женился на какой-нибудь порядочной женщине. Но то, что он задумал, абсолютно невозможно.

Лицо Шейлы снова вспыхнуло – оно было краснее индюшачьего гребня.

– Почему, собственно, он не может жениться на сестре жены? Это вполне законно, и запрещать такой брак вы не имеете права.

Леди Маллоринг прикусила губу и смерила Шейлу жестким взглядом.

– Я никому ничего не запрещаю: не могу запретить этот брак, – но если он женится, жить в доме, который принадлежит нам, не будет. Я считаю лишним продолжать этот разговор.

– Разрешите мне…

Это сказал Дирек. Леди Маллоринг остановилась – она уже шла к звонку. Тонкие губы юноши искривились в презрительной улыбке.

– Мы знали, что получим отказ. В сущности, мы пришли предостеречь вас,