– Конечно, но меня больше интересует, как вы разрабатывали замыслы для них. Как вы работали над первыми тремя, я уже выяснил.

– Вы по-прежнему сердитесь на меня за то, что я рассказал вам о “Соплеменнике”, правда? – спросил я со вздохом. – Ну правда же, мне кажется, вы делаете из мухи слона.

– Вы в то время работали на “Разсказъ”? – спросил он, не обратив внимания на мой вопрос.

– Не работал на “Разсказъ”, нет. Я владел им. Основал журнал с нуля. Я был редактором. Все происходило под моим контролем.

– Конечно. Простите. А что вас вдохновило его учредить?

– Ну, когда я уехал из Англии, у меня была мысль, что стоит, наверное, делать что-то в помощь карьерам новых писателей. Мне нравилась мысль о литературной филантропии. Мне-то никто никогда не помогал, как ни крути, и…

– Кроме Эриха.

– Ну да.

– И Дэша.

– И Дэша, это правда.

– И Идит.

– Да, разумеется. Видите ли, мне хотелось, чтобы журнал стал тем местом, где писателям очень хочется увидеть свои произведения напечатанными, поэтому я и выпускал лишь четыре номера в год, в каждом – около дюжины рассказов. Качество от этого поддерживалось очень высокое. Напечататься в “Разсказе”, думал я, должно быть честью. Честолюбивым помыслом. Как публиковаться к “Нью-Йоркере”.

– Я прочел все старые номера.

– “Нью-Йоркера”?

– Нет, конечно, – раздраженно ответил он, поведя глазами, и я откинулся на спинку: меня изумило, до чего неуважительно он теперь держался. Вероятно, он перепил. – “Разсказа”.

– О, разумеется. Что – все?

– Да. Для моего диплома важно определить, в чем коренятся ваши вкусы.

– Вы очень прилежны. Так вы и впрямь хотите стать биографом, правда?

– Там есть довольно блистательное письмо. Вполне чудесные произведения.

– Спасибо.

– И вы открыли несколько великих талантов. Хенри Этту Джеймз, например.

– А, да, – сказал я, чуть хохотнув. – Не то чтоб она когда-либо отдавала мне должное за то, что я запустил ее карьеру. Знаете, когда выиграла Пулитцера за “Меня не удовлетворяют мой парень, мое тело и моя карьера”, я отправил ей букет цветов, а ей даже недостало учтивости сказать мне спасибо. Она заточила на меня зуб на нелепо долгое время.

– Из-за того рассказа, который вы отказались публиковать?

Я изумленно уставился на него.

– А вы откуда об этом знаете? – спросил я, стараясь сдержать легкую дрожь в голосе.

– Она мне рассказала.

– Кто?

– Хенри Этта.

– Хенриэтта Джеймз?

– Да.

Невозможно было удивить меня сильнее, даже если б он отлепил от себя свое лицо и из-под него бы явилась ее физиономия.

– Простите, – сказал я. – Вам придется объяснить. Вы… Откуда же вы знаете Хенриэтту? Она ж никак не может быть вашей подругой.

– О нет, – ответил он. – Мы с нею не друзья как таковые. Мне б ни за что не хватило наглости так считать. Но в начале этого года я ездил в Нью-Йорк, пока собирал материалы для диплома. Решил, что важно получить представление о том, как “Разсказъ” встраивается в вашу жизнь. Вы же там пробыли долгое время, в конце концов.

– Ладно, – с сомнением произнес я. – Но как же вышло-то вообще, что ваши дорожки пересеклись?

– Я связался с некоторыми писателями, которые начали свои карьеры с того, что их напечатал ваш журнал. Оказалось нетрудно: все они присутствуют в социальных сетях. Большинство мне не ответило, а она – да. Вообще-то она была очень щедра со своим временем. Пригласила меня выпить коктейль в “Русскую чайную”, что было довольно-таки волнующе. Она меня даже представила своему редактору.

– Подумать только, – произнес я, удивленно вздев бровь. – Как мило с ее стороны.

– Она очень меня поддержала.

– И, полагаю, обо мне говорила только скверные вещи?

– Вовсе нет. Она рассыпа́лась в похвалах. Правда, сказала, что у вас вышла небольшая размолвка насчет того рассказа, который позже опубликовал “Атлантик”…

– Она его к тому времени совершенно переписала, – возмутился я. – Это даже отдаленно не был тот же рассказ, который она предлагала мне.

– Она не говорила ничего дурного, Морис, – стоял на своем он. – Успокойтесь уже.

– Прошу вас, не… – Я вновь выдохнул через нос, стараясь держать себя в руках. – Не надо, пожалуйста, приказывать мне успокоиться, а?

– Ладно. Но честное слово, она не позволила себе никакой грубости в ваш адрес.

– Ну, допустим, – смирился я, все равно ощущая недовольство.

– Извините, что расстроил вас.

– Ох, да будет вам, – сказал я, отмахиваясь от его заботы. – Мнение Хенриэтты меня интересует примерно так же, как мнение королевы.

– Хотите еще выпить? Похоже, вам не повредит.

– Но вы же свою порцию едва начали, – ответил я, видя, что его стакан еще полон на три четверти, а мой уже почти совсем опустел. – Это я пью быстро или вы пьете медленно?

– А есть разница? В общем, могу вам принести, если желаете.

– Да, пожалуйста, – сказал я, и он проделал путь к стойке бара. Трудно было не ощущать себя немного в осаде, но когда я перебрал в уме все, что он до сих пор сказал, мне показалось, что причин так себя чувствовать у меня нет.

– Она в прошлом году вышла замуж, – сообщил он, вернувшись и ставя свежую пинту передо мной на стол, а я сделал из нее долгий глоток. Себе он принес стакан воды, и мне это досадило. Мне разонравилось пить в одиночестве.

– Кто? – спросил я.

– Хенриэтта.

– О, – ответил я, не слишком этим заинтересовавшись. – Вот и умничка.

– Мне кажется, вы знаете ее мужа.

– Еще один писатель, так? – спросил я, закатывая глаза. – Что это с ньюйоркцами и их…

– Нет, он вообще-то редактор, – ответил Тео. – Джеррод Суонсон.

Я подумал об этом, но имя ничего для меня не значило.

– Вряд ли, – ответил я. – Что-то не припомню такого.

– Он некоторое время стажировался в “Разсказе”. Был вашим помощником.

– Джеррод Суонсон, – повторил я, напрягая память, чтобы его вспомнить, и в итоге это удалось. Джеррод учился вместе с Хенриэттой в Новой школе, но они рассорились, и он, разозлившись на нее, отклонил один ее рассказ – тот самый, который я обнаружил и опубликовал как ее первую работу. Так, значит, в итоге они все же сошлись? И теперь женились! Ну, молодцы, наверное. Мне-то какое дело.

– Джеррод на самом деле сейчас вернулся и опять работает в “Разсказе”, – произнес Тео. – Только писателем ему уже теперь быть неинтересно. Он говорит, что достиг того рубежа, на котором понял, что недотягивает, а призвание его лежит в работе с другими писателями. У него теперь ваша прежняя должность. Редактор. И ему все вполне удается. Удивительно, что вы об этом ничего не знали.