Однако летом 1942 г. И. Ф. Чухнов разворачивал совсем иной сюжет. Это были тяжелые для нашей армии дни, когда немецкие танки беспрепятственно продвигались в сторону Волги. Поздним летом 1942 г. появление в рядах немецкой армии большого числа больных туляремией привело к временной приостановке наступления. Однако виновники беды – зараженные грызуны – были лишены чувства советского патриотизма, и в течение недели после начала эпидемии в немецких войсках она перекинулась вместе с самими грызунами на территорию противостоящих им сил – советских солдат и мирных жителей.

О подготовке к контрнаступлению в районе Сталинграда, которое должно было начаться 19 ноября 1942 г. артподготовкой и бомбоштурмовыми ударами авиации, командующий 16-й воздушной армией С. И. Руденко вспоминал так: «Десять дней, предшествовавшие контрнаступлению, оказались драматическими для 16-й воздушной армии. В первой половине ноября нас предупредили о нашествии мышей. К тому же грызуны оказались больны туляремией – мышиной холерой. Больше всего не повезло штабу армии. Проникая в дома, мыши заражали продукты и воду, заболевали люди. И перенести штаб было невозможно, поскольку линии связи пришлось бы прокладывать заново. Вскоре заболели мои заместители. Потом слегли связисты и медики. Болезнь у всех протекала тяжело, с высокой температурой. Были даже два смертельных случая. В строю оставались только двое: я и подполковник Носков из оперативного отдела… Связался с Москвой и попросил прислать нового начальника штаба. Ведь срок операции уже приближался».

Чтобы справиться с этой внезапной и вряд ли прогнозировавшейся И. Ф. Чухновым и Ко бедой, командование РККА было вынуждено перебросить 10 передвижных госпиталей. Организационно сделать это было нетрудно, поскольку участник работ по созданию биологического оружия на основе бактерий туляремии генерал Е. И. Смирнов состоял в то время в должности начальника Главного военно-медицинского управления РККА [54, 770].

В пользу искусственного характера эпидемии 1942 г. свидетельствуют факты. Трудно объяснить появление инфекции лишь у одной воюющей стороны, если бы эпидемия имела естественное происхождение. Данные статистики указывают, что в среднем общее число заболевших туляремией составляло обычно около 10 тыс. человек на весь Советский Союз (именно такое число заболевших было в СССР и в 1941-м, и в 1943 г.), и лишь в 1942 г. оно возросло в 10 раз, примерно до 100 тыс. человек [54, 770].

Кстати, 70 % пострадавших заболели легочной формой туляремии, которая могла появиться только искусственно. Подчеркнем, что неудача с боевым использованием туляремии против войск Германии имела два следствия. В будущем биологическое оружие больше не планировалось для решения задач ближнего боя (летом 1942 г. это случилось скорее от отчаяния). А самому военно-биологическому институту пришлось участвовать в создании пенициллина как эффективного средства решения задач борьбы с массовыми эпидемиями [54, 770].

Конечно, в официальных трудах о деятельности в годы войны советских военных химиков и лично И. Ф. Чухнова ничего этого нет. Там все больше описываются их подвиги в постановке дымовых завес и в огнеметании [32].

Впрочем, и официальные источники не избежали упоминания о некоторых фактических делах, проводившихся военными химиками в ходе Отечественной войны. В частности, активнейшим образом велась химическая разведка на территории стран Европы. Так, в 1944 г. в Венгрии советские химические разведчики нашли крупный завод западнее Будапешта, производивший ОВ. Правда, захватить трофеи (1 тыс. бочек с ипритом и иное имущество) не удалось – оно было вывезено в сторону Австрии. А вот на складе в районе г. Дессау (Германия) разведчики нашли немалые трофеи: 243 тыс. артхимснарядов, более 25 тыс. химфугасов и 1248 т ОВ в других оболочках [32]. О трофеях, найденных в районе г. Дихернфурт-на-Одере, разговор пойдет ниже [428].

Повторимся. К счастью для человеческого рода, тогда, в 1941–1945 гг., на полях сражений Большая Химическая война так и не состоялась – заказчики (политическое руководство стран-участниц) смогли обойтись без химоружия.

А вот в тылу все было по-другому. С началом Второй мировой войны активность советского ВХК по подготовке к наступательной химической войне заметно возросла.

Последние полтора мирных года перед 22 июня 1941 г. прошли под знаком все новых и новых событий на индустриально-химическом фронте. В частности, в проекте совместного постановления СНК Союза ССР и ЦК ВКП(б) на 1940 г. упоминалось множество заданий: ввести в действие цеха снаряжения химснарядов – на заводах в Сталиногорске и Чапаевске, ввести в действие в Дзержинске цеха № 3 на заводе № 96 (иприт Левенштейна) и синильной кислоты на ЧХЗ им. Калинина и т. д. [422]

Экономический совет при СНК СССР утвердил в марте 1940 г. место размещения будущего завода «Совпрен» № 2 в г. Кемерово. Среди заданий по каучуку были замаскированы и иные: организация производств иприта и люизита (мощности соответственно 4 тыс. и 4,5 тыс. т/год), а также цех снаряжения артхимснарядов (на 2150 тыс. шт./год) или ХАБ-25 (380 тыс. шт.) [422].

Химический сектор Госплана СССР был озабочен вводом в действие в 1940–1941 гг. производств карбида кальция, необходимого для обеспечения выпуска люизита. Места размещения – заводы химоружия № 91, 96, 102 и 148 [422].

В приказе по VI главному управлению НКХП на 1940 г. были даны многочисленные поручения заводам. На заводе № 96 (Дзержинск) планировалось закончить монтаж цехов № 14 и 15, где предстояло производить люизит. На заводе № 91 (Сталинград) должны были закончить строительство двух корпусов цеха № 11 (снаряжение химбоеприпасов) и усовершенствовать технологию выпуска иприта. На заводе № 102 (Чапаевск) надлежало провести реконструкцию цехов № 7 (выпуск люизита) и № 5 (снаряжение химических боеприпасов) [422].

А на 1941 г. приказом по НКХП СССР заводам I главного управления (бывшего VI) также было дано много заданий. На заводе № 96 планировалось пустить к 5 мая производство иприта Зайкова, а также освоить во II квартале производство люизита (цеха № 14 и 15). Заводу № 91 было предписано научиться выделять очищенную от примесей серу после производства иприта и возвращать ее в производственный цикл. На заводе № 102, где реконструкция цехов № 5 и 7 так и не была закончена, к лету 1941 г. было запланировано капитально отремонтировать оборудование еще двух цехов – № 4 (производство иприта) и № 6 (производство фосгена). Для этого «перевести лучших инженеров и техников из заводоуправления и лабораторий в производственные цеха». А заводу № 100 (Сталиногорск) было приказано к 1 августа привести в полную готовность цех № 25 (производство иприта) и закончить строительство цеха № 21 (снаряжение авиахимбомб). А еще заводам было велено «повести решительную борьбу с авариями» (только на заводе № 102 в 1940 г. их было 8, и все – «по причине нарушения технологического режима») [422].

С началом Великой Отечественной войны в «химическом» тылу дела обстояли так же тяжко, как и на фронте [386, 423–425, 431, 771]. И можно лишь сожалеть, что для их описания невозможно использовать официальные издания [719, 720], которые были выпущены после 1987 г. и тем не менее не содержат достоверной информации.