— Кажется, твои братья уже помирились со своими женами и разговаривают с ними как ни в чем не бывало, — сказал Колин. — Скажу больше: если сейчас Софи не беременна, то скоро будет. Райдер весь обед смотрел на нее голодными глазами.

— Он всегда на нее так смотрит, даже когда сердит на нее.

— Ей повезло.

Синджен приподняла голову и посмотрела на его подбородок.

— Ты тоже мог бы иногда так смотреть на меня.

— Наверное, мог бы, — ответил он и еще теснее прижал ее к себе. — Как ты себя чувствуешь?

— Наше приключение с Робертом Макферсоном ничуть меня не утомило.

— Так вот почему после нашего возвращения ты проспала два часа?

— Ну может быть, немножко и утомило, — призналась она. — Как ты думаешь, теперь он отзовет свою свору? Можно ли ему верить?

Колин вернулся мыслью к тому часу, который он и Джоан провели в унылом заброшенном домишке, где был прикован Роберт Макферсон. Они приехали туда в середине дня, и он позволил ей войти первой. Она прошествовала вперед как генерал, идущий во главе своих войск. Он улыбался, глядя ей в затылок. Он был рад, что взял ее с собой. Двумя месяцами раньше он о таком бы и помыслить не мог, но Джоан не похожа на других женщин: ей удалось изменить его взгляды.

Роберт Макферсон был так разъярен, что поначалу не мог произнести ни слова. Он увидел, как Джоан входит в дом, и ему захотелось наброситься на нее и избить до потери сознания. Но сразу за ней вошел Колин, и Макферсон застыл на месте, впервые испугавшись за свою жизнь, но стараясь не показать этому ублюдку, что боится.

— Итак, — сказал он, сплюнув на земляной пол, — все, что мне наговорили, было ложью. Ты обо всем знал. Ты послал свою проклятую жену, чтобы она заманила меня в ловушку. Ты мерзавец, гнусный трус!

— О нет, — быстро сказала Синджен. — Колин явился сюда, чтобы спасти вас от меня. Я хотела сдать вас в матросы на военный корабль, чтобы вы драили палубы, покуда не исправитесь или не утонете, но Колин мне не позволил.

— Похоже, что тебе здесь не очень-то удобно, Робби, — заметил Колин, поглаживая рукой подбородок.

Макферсон попытался броситься на него, но продвинулся вперед только на три фута — такова была длина цепи.

— Сними с меня эти чертовы штуки, — проговорил он, задыхаясь от бешенства.

— Успеется, — сказал Колин. — Сначала мне хочется с тобой поговорить. Как жаль, что здесь нет стульев, Джоан. Ты от усталости немного побледнела. Сядь на пол и прислонись спиной к стене. Вот так. А теперь, Робби, мы с тобой поговорим.

— Проклятый ублюдок! Мне не о чем с тобой говорить. Давай, убей меня! Сделай это, ублюдок! Но знай: мои люди разнесут твой замок и разорят твои земли! Ну же — убей меня!

— Зачем?

— Как так зачем? Ты убил мою сестру. Ты прикончил Дингла.

— О нет. Дингла убил его же товарищ, один из твоих людей. По стечению обстоятельств мой сын Филип был там и все видел. У Дингла и Элфи вышел спор — как и следовало ожидать, из-за женщины. И Элфи убил Дингла.

Роберт Макферсон покачал головой и сказал с раздражением:

— Вот проклятая бабенка! Говорил же я им… — Тут он осекся и снова дернулся вперед, однако цепь держала его крепко. — Ладно, пусть в случае с Динглом ты и ни при чем. Но ты убил мою сестру.

Синджен открыла было рот, но тут же закрыла его опять. Это дело Колина, и она не должна вмешиваться в разговор. Макферсон наверняка уже понял, что она любит мужа до безумия, и считает, что она без колебаний солжет ради его блага. Что ж, так оно и есть. Ей очень хотелось сказать что-нибудь в защиту Колина, но она промолчала.

— Твоя сестра погибла почти восемь месяцев назад. Почему же ты сразу не обвинил меня в ее смерти?

— Тогда я не думал, что ты убил ее. Мой отец был убежден, что ты невиновен, и я поверил ему. Но потом я узнал правду.

— Ах вот оно что. Ты узнал правду. А не мог бы ты сказать мне, кто поведал тебе эту правду?

На лице Макферсона вдруг мелькнуло хитрое выражение.

— С чего мне раскрывать тебе мой источник? У меня нет причин сомневаться в его правдивости. Мой отец тоже не стал бы сомневаться, если бы в его размягченном мозгу осталась хоть одна здравая мысль.

— Когда я встречался с твоим отцом в последний раз, его рассудок был в полном порядке, — заметил Колин. — Поезжай обратно в Эдинбург и перескажи ему все, что тебе наплели. Посмотрим, согласится ли он с тобой. Я уверен, что он просто-напросто посмеется над твоими бреднями. Думаю, в глубине души ты боишься поговорить с ним, Робби, боишься, что он обольет тебя презрением за твое глупое легковерие. Что же ты молчишь? Ответь мне! Или тебе нечего сказать? А вот я скажу тебе еще кое-что. По-моему, ты нарочно избрал этот путь, нарочно держишься в тени, тайно подсылая ко мне своих головорезов. Ты утверждаешь, что твой отец впал в старческое слабоумие только потому, что он не согласен с тобой насчет меня. Ты хочешь сбросить его со счетов. Расскажи ему все, Робби. Ведь он лэрд клана Макферсонов. Он твой отец. Доверься же ему, ради Бога! И скажи мне: кто тебе наплел, что я убил твою сестру?

— Не скажу.

— В таком случае как же мне выпустить тебя отсюда? Я вовсе не хочу умирать и не хочу жить в постоянном страхе за Джоан и детей.

Макферсон посмотрел на свои запястья, натертые ручными кандалами. Подумать только — оказаться прикованным к стене, как какой-нибудь уголовный преступник! И кем! Этой девчонкой, которая сейчас сидит у стены, тараща на него свои голубые глазищи.

Она обвела его вокруг пальца, одурачила его! Он отвел от нее взгляд и устремил его на Колина Кинросса, человека, которого он знал всю жизнь. Колин Кинросс был высок, строен, силен и всем своим видом внушал доверие. У него были твердые, мужественные черты, его никто не назвал бы миловидным или смазливым, как называли его, Роберта. Женщины обожали Колина Кинросса и вешались ему на шею. Фиона страстно его любила, несмотря на всю свою безумную ревность. Никто не сомневался в его мужественности; он слышал, как глупые девчонки хихикают, обсуждая его мужские достоинства и его искусность в любовных делах. Да, никто не брал под сомнение, что Колин Кинросс — настоящий мужчина. Роберт Макферсон почувствовал мучительный укол зависти и отвернулся. Потом тихо сказал:

— Если я пообещаю, что не причиню вреда ни твоей жене, ни детям, ты отпустишь меня? Господи помилуй, ведь Филип и Далинг — мои племянники, дети Фионы. Я бы ни за что не причинил им зла.

— Да, пожалуй, на это даже ты не пошел бы. Однако остается еще и Джоан. Она моя жена. К тому же у нее есть ужасная привычка: она все время рвется меня спасать. Это довольно приятно и трогательно, хотя иной раз жутко злит.

— Ее надо как следует поколотить. Она всего лишь баба, так пусть не лезет в мужские дела.

— Думаю, ты смотрел бы на это по-иному, если бы она пеклась не о моей, а о твоей безопасности. Итак, кто же сказал тебе, что я убил Фиону?