И вот все эти народные массы уже несколько часов томились под дождем, а Ельцин вдруг изъявлял запоздалое сомнение в необходимости там появляться. Силкин расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и ослабил галстук. Ему становилось душно. Открыто противоречить президенту он не решался, но просто так отступиться от грандиозной затеи не мог.

— Во Дворец все же надо бы заехать, — настойчиво пробормотал он. — Это очень важное мероприятие.

— Для кого важное? — спросил президент. Его одутловатое широкое лицо приняло недовольное выражение.

— Ваша администрация требовала, — неожиданно вставил Лисецкий. Воспользовавшись моментом, он, вместо того чтобы поддержать Силкина, спешил наябедничать президенту на неудовлетворительную работу его аппарата. — Юрий Мефодиевич Калошин график утверждал. Больно уж ему хотелось, чтобы вас по телевизору среди невест показали.

— Вот Калошина пусть и показывают, — решил Ельцин. — Все невесты, поди, разом разбегутся, как только его увидят.

Лисецкий так и залился смехом.

— А мы на завод поедем! — заключил Ельцин. — Нас там ждут.

У Силкина потемнело в глазах.

— Может быть, все-таки заглянем в ЗАГС?! — взмолился он. — Там тоже ждут. Им ведь обещали.

— На завод! — непреклонно ответил Ельцин. — Надо всегда с главного начинать.

Силкин был убит. Зато Лисецкий после реплики президента в адрес Калошина развеселился.

— Давай-ка в новый город, — все еще посмеиваясь, бросил он водителю, и тот послушно принялся притормаживать, сигналя другим автомобилям, чтобы привлечь их внимание. Кортеж развернулся, но проехать успел совсем немного.

— Стой! — скомандовал Ельцин, глядя в окно. — Это что у вас тут такое?

— Это площадь Революции, — машинально ответил расстроенный Силкин.

— Да это не площадь, а барахолка какая-то! — возразил Ельцин.

— Ну да, — виновато признал Силкин. — Торгаши ее оккупировали. Мы их хотим убрать отсюда, в другое место перевести, а они ни в какую. Скандалят, митинги у мэрии устраивают, в газеты жалуются.

— Свободный рынок, что ж ты хочешь, — притворно развел руками Лисецкий.

Ельцин взглянул на него подозрительно и нахмурился.

— Ну-ка, давай выйдем, посмотрим, чем они недовольны, — предложил он и первым полез из машины. Подскочившие телохранители уже помогали ему выбраться.

— Да что ж на них смотреть-то?! — недоуменно пробормотал Силкин.

Лисецкий, быстрее него реагировавший на смену начальственного настроения, уже выпрыгнул наружу.

Площадь Революции располагалась в центре города, неподалеку от Дворца бракосочетаний. Ее главным украшением был памятник герою гражданской войны Василию Чапаеву, в папахе, на лошади. Бронзовый герой размахивал шашкой и что-то кричал, наверное, ругался; во всяком случае выражение лица у него было весьма зверским. В советское время сюда приезжали новобрачные прямо из ЗАГСа: они возлагали цветы под копыта чапаевской лошади и в любую погоду фотографировались на фоне устрашающего монумента. Однако сейчас молодоженам приходилось обходиться без этого поэтического ритуала. Памятник оказался вне пределов их досягаемости.

В результате новой буржуазной революции, разрушившей прежнюю государственную систему, тысячи людей в Нижне-Уральске, как по всей России, остались без работы и средств к существованию. Многие из них занялись уличной торговлей, поскольку в стране образовался острый товарный дефицит. Силкин на заре своего правления городом неосторожно разрешил использовать под эти цели площадь Революции.

Популярное место мгновенно обросло палатками и ларьками и превратилось в блошиный рынок, который в российской провинции упорно называют «вшивым». Здесь в любую погоду стояли десятки людей, продавая все подряд: колбасу, джинсы, лампочки, водку, дешевые сигареты, ношеные шерстяные носки, гайки и шурупы. Спохватившийся Силкин предпринимал отчаянные усилия по переселению торговцев на окраины города. Но было поздно. Окопавшись, те игнорировали постановления мэрии, не подчинялись милиции и готовы были лечь костьми, но не покидать обжитое бойкое место.

К ним и направилась президентская рать, во главе которой по лужам, под мелким дождем уверенно шагал Ельцин. Охрана с двух сторон расчищала ему дорогу. Заметив внушительную процессию, да еще в сопровождении милиции и телекамер, обитатели рынка переполошились и пришли в ужас, решив, что их сейчас будут показательно разгонять. Народ заметался и заголосил. Продавцы бросились прятать незаконный товар в узлы и мешки, покупатели подались прочь, опасаясь попасть под дубинки ОМОНа.

И вдруг кто-то узнал президента.

— Ельцин! — изумленно прокатилось по рядам. — Гляди, Ельцин приехал!

Люди оторопели, не веря своим глазам. Перед ними действительно был президент страны. Ельцин, словно не замечая всеобщего замешательства, остановился возле невысокой худой женщины лет сорока, с издерганным усталым лицом, в ношеной болоньевой куртке. Перед ней на табурете были разложены вязаные шапочки, прикрытые сверху от дождя целлофаном.

— Как торговля? — поинтересовался Ельцин, разглядывая шапочки.

Женщина, покраснев от волнения, пробормотала в ответ что-то невразумительное и зачем-то стащила с головы капюшон.

— Да какая ж торговля в будние-то дни? — откликнулась ее соседка, попроще и побойчее. — Так уж, стоим для порядка, авось, кто забредет. Денег-то у народа нету. И рады бы купить, да не на что. А тут еще сегодня все автобусы отменили по случаю вашего приезда, — она спохватилась, что сболтнула лишнего, и в преувеличенном испуге зажала себе рот обеими руками.

Ельцин бросил на нее тяжелый взгляд, но ничего не ответил.

— Вы раньше чем занимались? — спросил он женщину, торговавшую шапочками.

— Я инженером-проектировщиком была, — еще больше краснея и понижая голос, призналась она.

Президент насупился.

— Это неправильно, — проговорил он раздельно, с нажимом, словно кого-то обвиняя. — Нехорошо, что вам сейчас здесь стоять приходится.

— Время такое, Борис Николаевич, — неуверенно пожала она плечами, видимо, не в первый раз произнося эту утешительную фразу. — Другим-то еще хуже. Вон там, дальше, Марина Степановна стоит, туалетную бумагу продает, так она раньше в Ленинграде в филармонии на скрипке играла. А как на пенсию вышла, жить стало не на что. У себя в городе-то стесняется на улице торговать, вот и перебралась сюда, к родственникам.

— Торговать не воровать! — снова встряла ее соседка, на сей раз с обидой за профессию. Возможно, она работала продавщицей и до революции.

— Все равно неправильно! — подтвердил свою прежнюю оценку Ельцин и обернулся на свиту. Чиновники согласно закивали. Они, кстати, и не торговали на улицах. Ельцин с силой сжал губы.

Вокруг них уже сгрудилась толпа, жадно ловившая обрывки их разговора. Видя сочувственное настроение Ельцина, обитатели рынка приободрились и старались протиснуться к нему поближе. Охране пришлось упереться и взять президента в кольцо.