Один из парней подбегает к зазевавшейся девушке и, наступая на нее с притворно сердитым лицом, поет:

Девушка делает вид, что страшно напугана и, с преувеличенным отчаянием вырываясь из символических объятий парня, отвечает ему:

С этими словами она вдруг резко дергает его руку и, будто исполняя танцевальное движение, ухитряется так скрутить ее, что теперь незадачливый охотник становится ее пленником. Короткий удар в грудь — и вот уже юноша в пыли у ее ног!

Девушки издают торжествующие крики, радуясь неожиданной победе. Толпа хохочет, а на веранде, где столпилось немало детей, бой между мальчиками и девочками, вдохновленными успехом своих старших сестер, разгорается не на шутку. Тут поняли все слишком буквально и с увлечением тузят друг друга за все прошлые и будущие обиды, что нанесли и нанесут еще, взрослея. В честном бою побеждают сильнейшие, и девчонкам приходится покинуть веранду, оставляя победителям поле битвы.

А юноши и девушки уже танцуют вместе, забыв про недавние уколы и насмешки. Музыка ликует на площади, и вместе с ней молодежь, исполняющая веселый танец, которому, может быть, тысяча лет, но который так молод, как каждый из них. Отбивают ритм стройные ноги, а руки так плавно плывут, сходясь и расходясь одна с другой, так выразительно движутся, что кажется, будто они никогда и не знали другого дела, кроме как танцевать и радовать своим искусством людей. Будто и не эти юноши гнут на полях спину круглый год — с раннего утра до заката, будто и не эти девушки слабыми ручками месят и раскатывают тесто, стирают, шьют, мелят рис и рагу под долгие, заунывные песни. Пришел праздник — и они танцоры, певцы, музыканты до завтрашнего утра, когда надо будет вставать и отправляться в поле, на огород, на скотный двор, в кузницу, — возвращаться к своей обычной нелегкой жизни, скрашиваемой такими счастливыми днями.

Но сейчас никто не помнит о тяжелом труде, о долгах, которых на каждом крестьянине — тьма, о грозящей засухе, способной отнять даже то немногое, что есть в каждом доме.

Индийская деревня умеет веселиться, полностью отдаваясь своей радости, и каждый с поклоном занимает свое место на общем празднике так же, как безропотно и достойно принимает свою долю в жизни.

Виру с Джаем, уже промокшие с головы до ног под разноцветными струями, с удовольствием следили за танцующей площадью.

— Такое впечатление, — с восхищением обернулся Джай к другу, — будто в этой деревне все профессионалы.

Виру слушал его рассеянно, нетерпеливо ожидая, когда же появится та, ради которой он здесь. Но стоявшим рядом пожилым матронам понравилось, что Джай отдает должное искусству их односельчан.

— Мы рады, что эти танцы пришлись вам по вкусу, — сказала ему одна из женщин. — Видите, вон та, в розовой юбке, высокая девушка — это моя дочь. Она пляшет лучше всех, правда ведь?

Джай уже хотел вежливо с ней согласиться, хотя никак не мог отыскать глазами девушку в розовом среди мечущегося по площади разноцветного вихря, но тут вмешалась другая крестьянка, возмущенная словами соседки:

— С чего это ты взяла, Гита, что твоя Инду так уж хорошо танцует? И какая она высокая — она моей Акке даже до плеча не достает!

— До плеча? — взвизгнула мать Инду. — Твоей тощей Акке? Да твоя Акка черная, как старый пенджабец, а ты еще хочешь, чтоб люди о ней сказали доброе слово!

— Спасаемся, пока целы, — шепнул Виру увлекая, Джая за собой, — а то нас сейчас будут призывать в свидетели или еще и в судьи — кто краше: Акка или Инду.

Они осторожно протиснулись между проявлявших живую заинтересованность спором женщин и нашли себе место у самой чайной, на веранде которой Виру разглядел знакомого слепого старика. Тот вертел головой, будто надеясь найти своих внуков в праздничной толпе, но даже глазастому Виру, прекрасное зрение которого не раз выручало их с другом во время криминальных похождений, это никак не удавалось.

Но вот торжественно забили барабаны, будто обещая самое главное, и все головы повернулись туда, откуда выбежала прелестная солистка в хорошо знакомом Виру бледно-зеленом сари с серебряной каймой. Белые розы в прическе, чоли цвета слоновой кости, множество браслетов на ногах, иные из которых украшали маленькие бубенчики в несколько рядов, выкрашенные красным ступни и ладони — Басанти выглядела так, что лишь дворцовая площадь была бы достойным местом для ее танца.

Тут, где не было мраморных плит, фресок на стенах и старинной мозаики, девушка казалась чудесной птицей, залетевшей под соломенную крышу крестьянского дома. Но в этом доме любили и ждали ее — громкий гул одобрения был тому свидетельством.

Басанти подняла руки и замерла на мгновение. Площадь затихла, как будто это был сигнал к началу чего-то очень для всех важного и волнующего. Глаза жителей всей деревни неотрывно следили за каждым движением девушки, а та вдруг поклонилась, зазвенев тяжелыми ожерельями на шее, в сторону веранды, где, гордо подняв седую голову, сидел ее слепой дед.

Казалось, боги вернули ему зрение в это мгновенье, потому что он, будто прекрасно видя свою внучку в момент ее триумфа, важно поклонился в ответ.

Басанти легким кивком головы потребовала музыки и при первых ее звуках начала танец.

У Виру захватило дыхание, когда он увидел, наконец, как танцует его любимая. Быстрый пируэт следовал за пируэтом, стройные ножки совершали такие сложные вращательные движения, что он не успевал следить за ними, изощренные переходы стремительно переносили девушку из одного конца площади в другой. Басанти рассказывала всем какую-то пленительную историю, плетя искусное полотно переменчивых настроений и чувств. Звон бубенчиков придавал особое очарование каждому движению ног, рук, глаз. Казалось, ей все подвластно. Басанти владела вниманием всей площади, она была ее повелительницей в этот момент, заворожив присутствующих своим талантом.

Наконец она остановилась, замерев в изысканной позе. Площадь молчала еще мгновенье, будто оцепенев от наслаждения, а потом разразилась такими криками, что даже Виру остался доволен — а ведь ему казалось, что такой танец достоин самого безумного неистовства.

— Нет, ты видел?! Ты видел, как она танцует? — пораженно шептал он другу. — Что ты теперь скажешь?

— Басанти — настоящая танцовщица, очень талантливая, — признался Джай. — Но я и теперь не откажусь от того, что она кокетка и болтушка.

— Да как ты можешь такое говорить?! — возмутился Виру. — Что ты о ней знаешь?

— Басанти совсем не пустая девушка, — внезапно поддержал его жрец храма Рамы, неизвестно как очутившийся рядом. — Она очень трудолюбива. Знаете, сколько нужно учиться, чтобы так танцевать? Ее дед восемь лет платил старой Раджни, танцовщице из храма, чтобы она учила его внучку, вся деревня дразнила его сумасбродом. Но для того, чтобы так танцевать, нужна еще высокая душа. Танец — это форма почитания Бога. В одной древней книге говорится, что почитать Бога в танце — значит воплотить все желания и открыть путь к спасению. Обряд танца совершается ради блага людей, а вечно стремящийся к совершенству одерживает победу над всеми тремя мирами.