– Душно тут, – полковник покосился на раскаленные трубы теплотрассы.

– Может, выйдем на воздух?

– Не сейчас.

– Мне все равно.

– Нет, не все равно, – внезапно, как все нервные люди, закричал Скобелев и тут же расхохотался, – ты же не из их компании, верно?

– Что это меняет?

– Среди «них» не бывает умных людей, вообще, в тех коридорах людей не встретишь. Ты и я, мы же с тобой встретились не там, а тут, под землей, как крысы.

– Мы тоже не из одной компании, – зло ответил Сиверов, облизнув пересохшие после бега губы.

– Из одной, из одной, – рассмеялся полковник, – я подобных себе за версту чую. Вот скажи мне, из-за чего они переполох подняли? Ну что такого сверхъестественного я от них требую? Президент и правительство должны уйти в отставку, так им и без меня мало осталось. Пусть докажут, что любят свой народ, не желают ему гибели. Я, честно говоря, на месте Президента, так и сделал бы. Его тогда обязательно на второй срок выберут.

– Проверка на вшивость? – спросил Глеб.

– Да, как на войне, сразу видно, кто чего стоит. Как рентгеном людей просвечивает. Один свою задницу бережет, другой собой людей прикрывает. Они, дураки, договоры разные подписывают, танками другие страны пугают, а все куда проще: в любую столицу пару контейнеров забрось – и сдадутся без боя.

Глеб пересел поудобнее: затекала нога.

– Ты не очень-то там дергайся, – плохо различая Сиверова во мраке, отозвался полковник, мне тебя пришить ничего не стоит.

– Знаю.

«Ему не было перед кем выговориться, – подумал Глеб, – и теперь придется выслушивать исповедь бесноватого, вообразившего себе, что он управляет миром».

– Ты такой же, как и они, – спокойно произнес Сиверов, глядя в лицо Скобелеву.

– Нет, их власть от людей, моя – от Бога. Бог дал мне умение, ум. Я уничтожу Содом и Гоморру в одном городе. Людям нужна встряска. Я одержу над ними победу.

Скобелев замолчал, зло сверля взглядом Сиверова. Повисла тишина. Жаром дышали толстые трубы. Глебу казалось, что он задыхается. Мучила жажда. Где-то далеко капала вода. А вот Скобелев чувствовал себя превосходно. Как дьявол в преисподней.

«Его можно рвать на части, четвертовать, но он будет только рад этому, вообразит себя мучеником. Он заготовил месть. И что ты ему не делай, тем слаще она ему покажется. И при всем при том Скобелев не сумасшедший. Во всяком случае, не более, чем безумен сам мир. В его словах есть даже доля правды».

А полковник тем временем говорил и говорил, без остановки, без умолку. Он уже не обращался к Глебу напрямую, а вещал в темноту.

«Я могу свалить его одним движением. Перебежка, бросок, удар, – Глеб мысленно представил себе, как он завладеет оружием полковника, как скрутит Скобелева, – но это ровным счетом ничего не меняет. Хозяином положения останется возомнивший себя Богом отставной полковник ФСБ. Потому что забежал вперед, опередил всех, и фора у него непреодолимая. Все дело в том, что мы играем по правилам, которые на ходу придумывает он. Силой здесь ничего не решить. Но если я не могу оказаться впереди в этой гонке, если у меня просто нет на это времени, то почему бы мне не сделать вид, что опережаю. Хорошая мина при плохой игре тоже может принести успех. Кое что я знаю, кое о чем догадываюсь, но он-то знает все досконально и, если услышит несколько моментов, про которые, как он уверен, не знает никто, поверит, будто бы мне известно больше. А вдруг как мне удастся собрать для него критическую массу…»

Глеб глубоко вздохнул, поднялся и не спеша пошел по тоннелю.

– Ты куда? – грозно окрикнул его полковник.

– Надоело.

– Что ж, иди, и не забудь, что скоро, очень скоро наступит «время Ч».

– Не наступит.

– Не блефуй.

Глеб остановился, повернулся лицом к Скобелеву:

– Я хочу пойти, посмотреть на то, как достают из контейнера твои ящики.

Полковник расхохотался, но в его смехе уже чувствовались нотки неуверенности, уж слишком громко он хохотал, слишком театрально.

– Не смеши меня…

«По-моему, слово „контейнер“ сработало», – отметил про себя Глеб.

– До Южного порта здесь недалеко, – Сиверов буквально сверлил полковника взглядом: если контейнеры не там, то можно будет вывернуть фразу, в конце концов, Александр Михайлович появлялся в Южном порту, а значит, часть правды уже услышал, вторую же он добавит сам, в мыслях.

Скобелев слушал Глеба, склонив голову набок.

«Наверное, зацепило», – Глеб перевел дыхание:

– Всегда чего-нибудь, да не учтешь, Александр Михайлович. Можно утопить в озере машины со своими людьми, можно взорвать вертолет, убить грузчиков, инсценировать аварию на дороге. Но забыть один маленький нюанс.

– Говори, умного человека интересно послушать… – полковник сцепил пальцы.

– При въезде в Южный порт есть маленькое окошко, за которым сидит пенсионерка, всей-то и работы у нее записывать в толстую амбарную книгу номера машин, которые заезжают на территорию. Кому нужны эти записи, наверное, только черт знает. Так уж повелось, а старушка – старинной сталинской закваски, работу выполняет безукоризненно.

– Дальше… – нетерпеливо выкрикнул Александр Михайлович.

– И если сопоставить номера машин, заезжавших на товарный двор Южного порта, со сводкой аварий на дорогах, то очень легко обнаружить, что один номер совпал. Мелочи губят великие начинания, Скобелев, мелочи.

У полковника дрожали губы, но он еще пытался держаться твердо.

– И последняя твоя ошибка. Тех, кто щедро платит, люди, получающие чаевые, запоминают мгновенно и надолго. Стоило мне показать дежурному на товарном дворе твою фотографию, Скобелев, как он тут же припомнил и контейнер, в который разгрузили ЕАС-792; – Глеб для пущей убедительности вынул из кармана фотографию и бросил ее к ногам полковника.

Скобелев негнущимися пальцами поднял ее с бетонного пола. Вгляделся в свое лицо, в то, каким оно было пару лет тому назад.

– Я пошел, – промолвил Сиверов, развернулся и сделал один шаг.

Скобелев выронил фотографию, медленно поднял ствол пистолета, целясь Глебу в голову.

«Всего один человек, – подумал полковник, – всего один.., а я собирался посчитаться с миллионами. Слишком мелко…»

Прогремел выстрел, многократно усиленный голыми каменными стенами. Глеб вздрогнул и обернулся. Александр Михайлович Скобелев, отставной полковник ФСБ, лежал головой на трубе, из простреленного виска толчками вытекала кровь и тут же запекалась на горячем металле.

«Угадал», – с облегчением подумал Глеб.