В то время как главнокомандующий в очередной раз задумывался о том, не разбежится ли его армия, его 24-летний адъютант Джон Лоренс предложил набрать негритянский полк из трех тысяч освобожденных рабов из Южной Каролины и Джорджии, по примеру Род-Айленда. Эту идею он вынашивал уже почти год, хотя его отец Генри Лоренс предупреждал, что ни один человек в Америке с ним не согласится. Он знал, о чем говорил, поскольку сам занимался работорговлей и ввез из Африки семь-восемь тысяч невольников. Лоренс-младший был готов освободить собственных рабов, положив, таким образом, начало всеобщей отмене рабства. Захват британцами Саванны стал для него решающим аргументом: если не привлечь негров на свою сторону, на юге грозит катастрофа. Ему возражали: что, если освобожденные негры пойдут служить британцам? К тому же негры-солдаты, обретшие свободу, будут смущать своих чернокожих собратьев, оставшихся невольниками.

Сам Вашингтон в принципе не одобрял рабства, однако считал, что оно как-нибудь отомрет само собой в будущем. Лоренсу он не перечил, но и не оказывал деятельной поддержки. Более того, 24 февраля он отправил письмо Лунду Вашингтону, в котором предложил продать всех рабов до единого, а деньги вложить в ценные бумаги. Если Америка проиграет войну, ему не сносить головы, и тогда уже никакая собственность ему не понадобится, но если выиграет, то надо подумать уже сейчас, что выгоднее — «иметь негров и урожай, который они вырастят, или деньги, которые можно за них выручить сейчас, и проценты с них».

Двадцать девятого марта 1779 года Конгресс принял резолюцию: «Рекомендуется штатам Южная Каролина и Джорджия, понеже они разделяют это мнение, немедленно принять меры к мобилизации трех тысяч пригодных к службе негров». Их хозяевам обещали компенсировать ущерб из расчета тысяча долларов за раба, а самим нефам — предоставить свободу по окончании войны. Поскольку Джон Лоренс был членом Законодательного собрания Южной Каролины, Вашингтон разрешил ему поехать домой и лично дать разъяснения по поводу своей инициативы. Однако депутаты были возмущены этим планом и категорически его отвергли. «Должен признаться, что вовсе не удивлен неудачей вашего плана, — кротко писал ему Вашингтон. — Тот дух свободы, благодаря которому граждане в начале борьбы готовы были с радостью пожертвовать всем ради достижения цели, уже давно угас, уступив место эгоизму».

Вашингтон и сам столкнулся с проявлениями эгоизма и своекорыстия: Джеки Кастис тянул с уплатой долгов приемному отцу, выжидая, пока деньги еще сильнее обесценятся. В конце концов Джорджа это начало раздражать. «Ты можешь с таким же успехом расплачиваться со мной старыми газетами и альманахами, на которые я ничего не смогу купить», — писал он пасынку. Он согласился из политических соображений получить в уплату за земли континентальную валюту, но с того момента, как покинул свой дом, потерял из-за инфляции не менее десяти тысяч фунтов. «Я теперь получаю по шиллингу с фунта в уплату долгов, которые должны быть мне выплачены и которые я должен был вытребовать еще до отъезда из Виргинии, если бы не проявил снисходительности к должникам», — писал он Бервеллу Бассету 22 апреля.

Британцы могли опираться не только на негров, которым обещали (и давали) свободу, но и на индейцев, разумеется, преследовавших собственные интересы — правда, не на всех: например, онейда выступали на стороне американцев. Вашингтон пригласил шестерых вождей делаваров осмотреть лагерь в Мидлбруке и оценить мощь его армии. Будучи давними врагами ирокезов, они могли бы поддержать американцев. По такому случаю устроили парад.

Двенадцатого мая 1779 года Марта Вашингтон вместе с Люси Нокс и Кэти Грин наблюдала из кареты, с безопасного расстояния, за причудливой кавалькадой: впереди скакали генерал и его верный Билли Ли, за ними следовали «дикари» в пышных уборах из перьев. После смотра Вашингтон обратился к своим гостям: «Братья, я — воин. Я говорю мало и просто, но делаю то, что говорю. Моя работа — уничтожать врагов этого государства и защищать его друзей». Затем он назвал англичан хвастунами, которые не держат слова, в противовес достойным доверия французам: «Великий король Франции стал теперь нашим добрым братом и союзником. Он поднял вместе с нами топор войны и поклялся не закапывать его, пока не покарает англичан». В заключение Вашингтон указал индейцам путь истинный: «Вы правильно делаете, что хотите обучиться нашим ремеслам и образу жизни и прежде всего вере в Иисуса Христа. Это сделает вас более великим и счастливым народом, чем теперь».

Однако набеги индейцев на американские поселения продолжались, и Вашингтон решил вытеснить коренное население с его исконных земель. Генералу Салливану было приказано взять с собой четыре тысячи солдат и отправляться к озерам Фингер-Лейкс, в западной части штата Нью-Йорк, и в земли саскуэханна в Пенсильвании, чтобы «полностью уничтожить и разорить» поселки ирокезов, а женщин и детей взять в заложники. Индейцев, должно быть, предупредили, потому что людям Салливана попадались на пути лишь пустые поселения, но американцы всё равно сожгли четыре десятка деревень и запасы зерна.

Салливан, как и Вашингтон, состоял в масонском братстве. Масоны воевали с обеих сторон; если бы они объединили свои усилия, возможно, война окончилась бы раньше… Взяв в кольцо войска англичан и индейцев под Ньютоном, штат Нью-Йорк, Салливан выслал на разведку лейтенанта Бойда и рядового Паркера. Они были захвачены в плен. Бойд, член масонской ложи, потребовал встречи с Джозефом Брантом и сделал ему условные знаки посвященного. Брант заверил, что пленники не будут казнены ни при каких обстоятельствах, и оставил их под присмотром полковника Батлера. Но после того как Бойд отказался ответить на его вопрос, Батлер велел индейцам снять скальпы с обоих пленников. Вернувшийся слишком поздно Брант похоронил их по-христиански.

Французский флот по-прежнему находился в Карибском море (в июле д’Эстен захватил Гренаду), а Генри Клинтон, похоже, придерживался первоначального плана: отрезать Новую Англию от остальной страны. В мае британцы захватили два американских форта: Стони-Пойнт и Верпланкс-Пойнт. Встревоженный Вашингтон спешно перенес свою ставку в Нью-Виндзор на Гудзоне, откуда он мог бы помешать продвижению неприятеля вверх по реке, и поселился в Вест-Пойнте, в доме нью-йоркского купца Джона Мура.

Выбить англичан из занятых ими фортов представлялось почти невозможным, тем более что американцы вновь испытывали перебои с порохом. Но у Вашингтона был Уэйн, «Бешеный Энтони», способный пробить головой каменную стену. Пригласив его к себе, генерал показал ему план Стони-Пойнта, стоящего на пятидесятиметровой отвесной скале над рекой, и предложил неожиданно нагрянуть туда с отрядом из 1350 отборных пехотинцев. Уэйн не колебался: «Я штурмую ад, сэр, только прикажите!» — «Начните со Стони-Пойнта, генерал!» — сухо ответил Вашингтон. Ночью 15 июля отряд Уэйна неслышно приблизился к форту с примкнутыми штыками, чтобы не подымать стрельбу и не быть обнаруженным раньше времени. Весь бой продолжался не больше получаса: американцы ворвались в форт, заколов 63 британских солдата и захватив пять сотен пленных. Голову Уэйна оцарапала пуля, и он закричал: «Занесите меня в форт и дайте умереть во главе отряда!» По счастью, он не умер и отправил депешу Вашингтону: «Генерал, форт и гарнизон вместе с полковником Джонстоном захвачены. Наши офицеры и солдаты вели себя как люди, полные решимости быть свободными. Искренне Ваш Энтони Уэйн».