и они всегда принимали меня с распростертыми объятиями. Их вечеринки сопровождаются громким смехом и играми, и я умираю от блаженства каждый раз, когда ем их еду.

В то время как моя семья маленькая и чопорная. У моей матери средние кулинарные способности, но ей не хватает тепла и уюта, и я обычно рано ложусь спать и ухожу утром.

— Ага. — Подтверждаю я. Я поджимаю губы, обдумывая, как сделать что-то очень глупое, раз уж она позвонила. — Эй, мам?

— Хм? — хмыкает она, в ее тоне слышны нотки нетерпения.

— Могу я задать тебе несколько вопросов об убийстве Джиджи?

Глаза Дайи расширяются почти комично, и она произносит:

— Что ты делаешь?

Она так же, как и я, знает, что мама может плохо отнестись к тому, что мы расследуем убийство Джиджи. Но я должна спросить.

У нее может быть ценная информация, и ссора с ней может стоить того, если есть возможность узнать что-то новое.

Она вздыхает.

— Если это убедит тебя переехать из этого места.

Я не удостаиваю ее ответом на это, позволяя ей верить в то, во что она хочет, если это заставит ее говорить.

— Ты знала лучшего друга дедушки Джона? Фрэнка Зейнбурга?

Она молчит.

— Я давно не слышала этого имени, — говорит она. — Я не знала его лично, но твоя бабушка говорила о нем.

— Что она о нем говорила?

Она вздыхает.

— Только то, что он часто бывал рядом до тех пор, пока Джиджи не убили, а потом он вроде как исчез.

Я закатываю глаза.

— Ты знаешь о пристрастии дедушки Джона к азартным играм? — настаиваю, не в силах сдержать надежду в своем тоне. К сожалению, она это чувствует.

— Почему ты спрашиваешь, Адди? — отвечает она с усталым вздохом. Она всегда устает, когда дело касается меня.

— Потому что мне интересно, понятно? Я познакомилась с сыном Фрэнка, — признаю я. — Он говорил со мной о Джиджи. Он вспомнил ее и рассказал кое-что интересное об азартных играх Джона.

Я не признаюсь, что расследую ее дело. Я бы предпочла, чтобы она предположила, что у нас случайно возникла связь и мы говорили об этом, не более того.

— Как ты вообще вступила в контакт с человеком такого социального положения? Боже, Адди, пожалуйста, скажи мне, что ты не продалась ему.

Мне в рот может залететь муха, а я и не замечу. Мой рот открыт, и все, что я чувствую, это боль.

— Почему… почему ты думаешь, что я когда-нибудь сделаю что-то подобное? — спрашиваю я медленно, в моем тоне явно слышится боль в сердце. Я не могу скрывать это — не тогда, когда моя мать только что обвинила меня в проституции.

Она снова молчит, и мне интересно, поняла ли она, что зашла слишком далеко.

— Ну, тогда как ты с ним познакомилась? — наконец спрашивает она, уклоняясь от вопроса, на который я бы очень хотела знать ответ.

Я фыркаю, решив оставить все как есть. Неважно, почему она так думает, важно, что она так думает.

— У Дайи есть друзья в высших кругах. Мы встретились на званом ужине, и он сказал, что я выгляжу знакомой, я рассказала ему, с кем я связана, и он связал меня с этим. — Вру я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. Дайя вскидывает бровь, но ничего не комментирует.

Мне кажется, что в мою грудь вонзилась стрела — ощущение тугое и острое.

— Твоя бабушка сказала, что Джон поставил их в опасную ситуацию своими азартными играми, но незадолго до смерти Джиджи все вроде бы улеглось. Он засиживался допоздна и приходил домой раздраженным, чтобы поругаться с Джиджи по любому поводу, на который он был зол в тот день. Фрэнк был губкой для их отношений. Поскольку их брак не удался, я думаю, что несколько раз он оказывался в центре событий. Мама рассказала об одном инциденте, произошедшем за некоторое время до смерти Джиджи, когда они с Фрэнком поссорились. Мама не очень хорошо помнила, что произошло, только то, что Фрэнк схватил Джиджи, повалил ее на землю и сказал что-то о предательстве. Это все, что я знаю. — Объясняет она жестко, как будто читает стих из Библии.

Это было ее извинение. И хотя сжатие в моей груди не ослабевает, я все равно принимаю его.

Я размышляю над этим, мне интересно, почему Фрэнк так расстроился из-за того, что Джиджи изменила Джону. Возможно, потому что Фрэнка часто ставили в центр, он устал от этого. Поведение Джона неуклонно ухудшалось, и, похоже, это началось, когда отношение Джиджи к нему изменилось после того, как она начала влюбляться в Роналдо. Возможно, Фрэнк винил Джиджи в поведении Джона и в том, что он теряет своего друга из-за опасной зависимости.

— Еще один вопрос, — говорю я, чувствуя, что ей нужно повесить трубку. Она позвонила, чтобы спросить об ужине на День благодарения, а ее втянули в откровенный разговор с дочерью. — Ты помнишь, как бабушка все время поднималась на чердак? Ты знаешь, почему она это делала?

— Да. Когда я была маленькой, она уходила туда, чтобы побыть одной. Я не знаю причины, она только говорила, что туда она ходила подумать. Нам никогда не разрешали туда подниматься. Почему ты спрашиваешь?

Мое сердце проваливается в желудок, когда в него вторгается ненужная мысль.

Мне неловко рассказывать ей о том, что я нашла. Поэтому вместо этого я пожимаю плечами и говорю:

— Мне показалось, что я вспомнила, что она часто туда поднималась, но не была уверена. Просто любопытно.

— Ладно, если это все, то мне нужно приготовить ужин для твоего отца. Я напишу тебе подробности. — Говорит она.

— Пока. — Ворчу я, вешая трубку.

— Что она сказала? — Тихо спрашивает Дайя, но я знаю, что она на самом деле спрашивает. Что сказала моя мама, чтобы я выглядела такой чертовски раненной.

Я насмехаюсь.

— Она подумала, что я могла переспать с Марком.

Ее рот опускается, но она быстро поднимает его обратно.

— Это ужасно, Адди. Мне так жаль. — Сзвиняется она, ее лицо искажается от сочувствия. У Дайи всегда была прекрасная семья, но она достаточно долго была рядом, чтобы понять, каково расти с моей матерью.

Я машу рукой.

— Она говорила и похуже.

— Что она сказала о Фрэнке?

Я повторяю все, что сказала мне мама, и когда я заканчиваю, она просто смотрит на меня расширенными глазами. У нее была такая же реакция, когда я рассказала ей, что узнала от Марка о Роналдо и Джоне.

— Все, что я знаю, это то, что Джиджи начала