Хок и Фишер неловко поднялись. Принцесса пылала от стыда и ярости, ладонь дрожала возле рукояти меча. Лицо Хока оставалось холодным, а единственный глаз горел смертельным ледяным огнем.

Герцог задумчиво посмотрел на него.

– Интересно, вы сделали это, но по-прежнему намерены бросить вызов моей воле. Унижение не сломило вас. Да, любопытно, что же для этого потребуется... Ах да. У вас очень красивый топор, капитан. Очень красивый. Думаю, я возьму его на память, чтобы мы оба всегда помнили это мгновение. Отдайте мне секиру, капитан. Быстро.

Хок взглянул на покоящийся у бедра топор и медленно вынул его. Огромный вес пригибал усталую руку к полу.

– Не делай этого, Хок! – воскликнула Фишер. – Боже, не делай этого...

– Эту секиру подарил мне Верховный маг, – спокойно и даже задумчиво произнес Хок. Он взглянул на герцога и медленно улыбнулся. – У него есть одно очень полезное свойство. Он прорубает любую магическую защиту. Включая и ту, что дает вам Полуночный Амулет. Мы с Фишер уходим. А если кто-нибудь попытается остановить нас, клянусь, я возьму этот топор, который вам так понравился, и всажу вам его точнехонько между глаз.

Герцог начал что-то говорить, но осекся. Хок и Фишер повернулись и направились к двери. Гвардейцы расступались перед ними. Единственным звуком в тихой просторной комнате были удаляющиеся шаги капитанов. Они покинули апартаменты герцога, и долгое время ни у кого не находилось слов.

Фея Лунный Блик, едва с наперсток ростом, но по-прежнему совершенная и прекрасная, прожужжала по коридору следом за Хоком и Фишер. Голова у нее кружилась от множества подозреваемых и гипотез, и фея решила, что пора вернуться к Магусу и рассказать ему обо всем, что она узнала. Она беспокоилась о нем, когда он пропадал из поля зрения. Лунный Блик оставалась с ним, потому что любила Магуса – хоть и знала, чем он являлся на самом деле. Знала она и другое: придет день, когда ей придется оставить его, потому что ей не было места в том, что он замышлял.

Она пропорхала по коридору, спикировав по дороге на зазевавшуюся мышь.

Джерико Ламент, ничуть не утомленный многодневным пешим переходом, выбрался из леса и не останавливаясь зашагал через бескрайнее зеленое поле к Лесному замку. Он не торопился. Ему хотелось, чтобы охрана успела заметить его приближение, узнать его и впасть в панику. Ламент не желал иметь дело с организованным сопротивлением. Они не могли не пустить его в замок, даже если выстроятся в несколько шеренг с мечами наголо. Ничто в мире смертных не остановит Гнев Божий. Однако Ламент предпочитал по возможности сводить число невинных жертв к минимуму.

Несмотря на свою зловещую репутацию, ему по-прежнему нравилось думать о себе как о добром человеке, делающем только то, что необходимо. Он – лишь хирург, отрезающий пораженную болезнью плоть, чтобы тело могло процветать. В его обычных поступках никогда не было злобы. Он делал Божью работу, убивая только по необходимости, и печалился, что не все разделяют эту точку зрения.

И все же жуткие слухи о нем иногда оказывались кстати. Охране замка требовалось всего лишь опустить решетку, поднять мост и расставить в стратегических точках на стене отряд лучников – и попасть внутрь стало бы гораздо труднее. Джерико находился уже на полпути к замку, и стражники, которых он видел, носились, как безумные, по укреплениям, пытаясь спрятаться друг у друга за спиной. Они поняли, кто грядет. Наверняка уже докладывали все выше по инстанциям, лишь бы не пришлось самим решать, что делать перед лицом неизбежного прибытия Пешехода. Если повезет, они так и будут паниковать, пачкать штаны и бегать кругами, когда он приблизится к надвратной башне.

Так оно и оказалось. Джерико Ламент неторопливо пересек подъемный мост. Толстая древесина вздрагивала под его тяжкой поступью. Обитатели рва только глянули одним глазом и благоразумно решили не высовывать головы, пока он не пройдет.

Ламент миновал огромную каменную арку надвратной башни, даже не взглянув на поднятую решетку, и оказался в главном дворе. И здесь он на мгновение остановился, опершись на свой длинный деревянный посох, чтобы разглядеть выстроившуюся перед ним в молчании огромную толпу.

В основном здесь были крестьяне и ремесленники, в отдалении маячили несколько гвардейцев. Все присутствовавшие понимали, кто и что есть Ламент. Даже те, кто не видал его в лицо, – даже они сразу же узнали его. Узнали на глубинном, инстинктивном, духовном уровне. Ламент улыбнулся, и по плотной толпе прокатилась дрожь.

Пешеход медленно двинулся вперед, и толпа расступилась. Никто не издал ни звука. Тишина сделалась такой напряженной и тяжелой, что казалась почти осязаемой. Ламент неторопливо двигался вперед, глядя прямо перед собой, а по сторонам мужчины и женщины падали на колени, крестились, сжимали кресты, четки и изображения рыбы, одними губами шепча молитвы. Никто не пытался коснуться одежд Ламента или просить его благословения, никто не смел приветствовать его. Люди могут толпиться вокруг святого человека, приходя к нему за мудрым советом, но никто не хочет быть замеченным Гневом Божьим. Может, он и является воплощением добра и справедливости, но им бы хотелось, чтобы их просто простили. А все знали, что милосердие Пешеходу не свойственно.

Поэтому он немало удивился, когда от толпы отделился оборванный старик, чтобы заступить ему дорогу. Ламент остановился, разглядел дерзкую фигуру с размалеванным синей краской и белой глиной лицом и понял, кто перед ним. Он слыхал о Шамане, отшельнике и святом человеке, который сделал политику своей религией. В Шамане не было ничего особенного, но он обладал определенной суровой харизмой. Ламент учтиво наклонил голову: один слуга Божий приветствовал другого.

– Я тебя знаю, – сказал Шаман. Его скрипучий голос резал ухо.

– А я знаю тебя, – ответил Пешеход.

– Ты пришел за мной?

– Нет. Я знаю, кто ты. Я знаю, что ты сделал. Не мне судить тебя. Ты угоден Богу, святой человек. Однако вовсе не тем, о чем ты думаешь.

– Я тебя не боюсь.

– Да, но это потому, что ты безумен, – ласково отозвался Ламент.

– Это мой народ. – Шаман широким жестом обвел наблюдающую за ними толпу. – Я не позволю тебе причинить им вред.

Ламент мог бы съязвить, но в итоге остановился на более мягком ответе.

– Невинным нечего меня бояться.

Шаман фыркнул:

– У любого есть причины бояться твоих бессердечных представлений о справедливости.

– Я иду, куда должен, и делаю, что должен, – терпеливо произнес Ламент. – Я Гнев Бога в мире людей.

– Какого Бога? – спросил Шаман.

– Бог только один.

– Сразу видно, как много ты знаешь. Зачем ты здесь, Пешеход?

Чтобы покарать виновных и искупить грехи падших.

– Тогда почему ты не начнешь с проклятых аристократов, кучки привилегированных скотов, которые живут за счет пота и крови большинства?!