наши, русские! Вот они! Эти янки с «великолепной семеркой» не справились, а теперь нас полсотни. Договаривайся спокойно с кэпом о встрече: тылы у тебя надежно обеспечены.

В это время над люком показалась взлохмаченная голова одного из матросов:

– Товарищ капитан-лейтенант, вас на связь зовет капитан второго ранга Корсунов. Уже несколько раз требовал.

– Понял. Передай, что ровно через три минуты свяжусь.

Голова нырнула обратно в люк.

– Давай, Леха, в «последний и решительный»…

Сначала Сердюк, а за ним Редин не торопясь протиснулись в кормовой люк. Сергей плотно задраил за собой крышку и напомнил вниз Сердюку:

– Леша, ты не забудь сразу же подпор соответствующий вентиляторами создать. Чтобы пока мы договариваемся, все уже тип-топ было.

– Ясно, действуем.

Сергей прошел по коридору поближе к реакторному отсеку. Людей на проходе не было. «Значит, уже пристраивают в каких-то выгородках или просто там, где тепло и сухо. Вон, по проходу одеяла и ватники мокрющие развесили. Молодцы!» – с удовлетворением отметил он про себя и тут же вновь сосредоточился на предстоящем разговоре.

Одновременно с ним к пульту подошел Корчинский, появившийся откуда-то с нижней палубы. Глазок видеокамеры был надежно обмотан какой-то ветошью. В это время ожил динамик, и в отсеке послышался четкий голос Корсунова:

– Корма, ответьте центральному! Редина на связь!

– Я слушаю, Николай.

– Маневр поиска закончили. Ничего и никого. Что дальше делать будем?

– Немо, конкретно по каждому человеку мы еще не разобрались. Сейчас Сердюк этим занимается. Все равно, надо еще раз поиск провести. С большим радиусом охвата. Думаю, на это минут сорок уйдет. Как раз мне хватит времени для серьезного разговора с капитаном. Надеюсь, и он, и механик сейчас слушают нас?

– Да здесь, в центральном, вся их командная верхушка собралась. – Подумав, Корсунов добавил: – Ты бы знал, как неуютно я себя тут чувствую!

– Потерпи, Коля, – ободрить друга Сергей мог сейчас лишь на словах, – вряд ли они тебя отпустят. Побудешь еще немного заложником.

– Да я не жалуюсь. Это так, тебе дополнительная «информация к размышлению»: доброй волей и не пахнет, с говном бы нас съели давно, если бы мы их жестко за глотку не схватили и кислород не перекрыли.

Редин утвердительно кивнул:

– Когда б я в этом сомневался! Ладно, Коля, пригласи Его Превосходительство к динамику.

– Он слушает.

Давая себе хоть несколько минут передышки, Сергей обратился к Корчинскому:

– Ну, Эдик, готов переводить? Давай так сейчас: кратко и точно, эмоции не нужны, сплошная конкретика. Сам поймешь из текста.

– Я готов, Михалыч. – Корчинский был спокоен и собран.

– Капитан! Вашему главному механику я уже высказал мысль о том, что наше вынужденное сотрудничество еще, увы, не закончено. Надеюсь, вы это тоже прекрасно понимаете. Только теперь оно переходит на несколько иной уровень. Учитывая это, я хочу предложить вам, капитан, личную встречу. Прямо сейчас. То, о чем нам необходимо договориться, абсолютно не предназначено больше ни для чьих ушей. – Увидев, как замялся с переводом Корчинский, Сергей замолчал на несколько секунд. Ему лично не нужна была никакая передышка: весь этот разговор он не только продумал до мелочей, но и неоднократно прокрутил в голове все возможные варианты.

– Перевел, Эдик?

– Ну, более-менее справился.

– Тогда продолжаем. Я предлагаю ему определить место, где мы могли бы встретиться. Поскольку нас будет двое с тобой, пусть он тоже возьмет напарника. На свой выбор. Я бы хотел, чтобы это был их радист. Но пусть сам решает. Да, пока мы будем беседовать, пусть стармех на центральном посту руководит еще одним циклом поискового маневра. Это наше непременное условие. Я буду ждать на связи его ответ несколько минут. Все!

– Михалыч, – Эдуард кивнул на динамик, – он спрашивает, почему нет видеоизображения?

– А это, скажи ему, исключительно в целях конституционной справедливости и полного уравнивания шансов: нас тоже теперь много, их мы не видим, так что пусть и они довольствуются аудиосвязью.

Подождав конца перевода, Редин добавил:

– Отсоветуй капитану тут же бежать к рации и связываться со своим начальством: не стоит тревожить их по таким пустякам, тем более что после нашей беседы поводов для доклада в Центр у него будет значительно больше.

Выключив связь, он прикрыл глаза. Было хорошо, легко и спокойно. Так, с закрытыми глазами, Сергей начал говорить:

– Эдик, ты у нас единственный врач. Хороший врач. Хоть радиолог, хоть гинеколог, хоть проктолог. А стоило появиться целой ораве благодарнейших пациентов, я должен вырвать тебя из этого профессионального рая и заставлять заниматься совершенно посторонним ремеслом. Да еще с риском для жизни. Рад бы, да не могу даже предоставить право выбора. Его нет. Также бессмысленно обвинять кого-то в том, что мы все оказались в таких условиях. Стечение обстоятельств.

К нуждающимся в твоей помощи ты вернешься через тридцать минут. Пока за ними Сердюк сотоварищами поухаживает. Ты ему только короткие инструкции выдай. Они справятся.

Послушай, пока мы там наверху были, ты наших людей здесь встречал, размещал, беседовал. Я же почти ничего не успел узнать. Как, в общем, дела обстоят? В первую очередь говори, конечно, как врач, а уж потом просто как достаточно наблюдательный человек, способный делать правильные выводы.

– Я, Михалыч, буду так же серьезен и прям, как ты: очень хотел бы сказать, что все отлично, но не могу. Все хреново! Хотя и не так плохо как Вите Попову, который умер от ожогов после пожара в кабине крана. Или утонувшему гражданскому специалисту по дизелям. Черт, никто даже фамилию его не может вспомнить, все Петрович, да Петрович… Говорят, большой был спец по домино и шилу.

Но и для тех, кто сейчас на борту, еще далеко не все закончено. Я имею в виду с медицинской точки зрения. Сережа, мы еще не всех похоронили! Я, наверно, непонятно говорю, но предельная усталость, переохлаждение, последствия длительного пребывания в воде – это, скорее, болезнь. Мало вывести человека из-под удара, его надо вылечить.

Ну вот, например, если окончилась перестрелка, а ты уцелел, значит, уже не убьют на этот раз. Здесь же другое дело: воздействие воды, холода закончились, человек в тепле, покое, под присмотром. Эйфория даже своеобразная наступает, радость, смех… А через какое-то время стремительное ухудшение состояния и, несмотря на все усилия находящихся рядом врачей, смерть. Это в организме уже произошли необратимые изменения. Медицина здесь бессильна. А распознать «на вид», что этот уже «не жилец», увы, невозможно.

Мы всех просушим, согреем, питьем обеспечим; благо в этом нет недостатка на подводной лодке, а дальше… Я серьезно опасаюсь за пять-шесть человек, еще