Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где он трогал тебя? — почти шёпотом спросил дядя.
Я удивлённо похлопал глазами. Мне вдруг стало стыдно за истерику, но говорить о Михайло совсем не хотелось.
— Он бил меня везде. — всё же ответил я.
— Нет, — покачал головой Джим, продолжая выписывать круги на моей шее, чуть откинув мою голову назад. — где он тебя трогал?
Я сглотнул. Вспоминать не хотелось. Мои руки легли на мои бёдра. Джим зарычал. Прямо как животное. В темноте его лицо еле читалось, но чернота глаз поглощала даже ночь. Затем он положил свои руки на то же место и сжал. Сжал так сильно, что я заскулил. Однако через несколько секунд застонал, потому что это были уже касания дяди.
Джим улыбнулся и отпустил меня.
Он исчез как призрак, оставив меня в темноте, лицезреть слабо колышущийся шёлковый тюль. Я тяжело дышал, всё ещё ощущая тепло от пальцев дяди, его запах в воздухе. С тёмных небес где-то в тысячи миль отсюда упала звезда.
Глава 23
Моя первая неделя, проведённая с криминальным гением и его верным киллером была похожа на несколько лет. Будто в первый день я ко всему привык и смирился с новой дорогой; во второй узнал много всего о личной жизни своего дяди; в третий уже спокойно сидел с ним за одним столом, участвуя в криминальной деятельности, а в четвёртый начал сходить с ума. И так далее. Я начал вливаться в их жизнь, в их мир. Даже не задумываясь, я привил себе привычку пить кофе по утрам, потому что так делал Моран; я также перестал заботиться о таких вещах, как уборка совей комнаты. Я уж не говорю о своей симпатии к костюмам и ленивому лежанию в кресле.
Что произошло на следующий день после моего небольшого приключения с сербской мафией? Ну, все последствия можно наблюдать в новостях. Последствия для сербов. Шокирующие заголовки новостных статей как никогда привлекали, а ведущие на «BBC» без умолку вещали о многочисленных взрывах на заводах в Сербии и Югославии, о том, что бы убит член их правительства, что полетела экономика. Так же наружу выплыли кадры взрыва на острове Ратлин. Я бы поспорил на всё, что угодно, что МИ5 всполошились не на шутку. Прямо у них под носом находился остров-взрывчатка, а они до последнего ничего не могли сделать. Но как сказал глава департамента обороны в своём недавнем обращении: «Произошедшее лишь подтверждает, что нам необходимо сделать правильный выбор вот уже в этот четверг, дабы с новыми силами выступить против беззакония ради безопасного будущего для нас и наших детей». Короче говоря, они снова обещают свободу и безопасность, которые никогда не смогут сосуществовать в гармонии.
То, что я натворил в Швеции тоже не осталось незамеченным. Не было ещё такого, чтобы хоть один прохожий не достал телефон и не нажал на красную кнопку. Пара видео с разным качеством с разных ракурсов, как горит машина, как она взрывается, как рассыпаются вокруг ЦРУшники. И как какой-то псих стоит на крыше этой самый горящей тачки. Моё лицо не попало в кадр настолько, чтобы можно было сказать кто я. Но, возможно, опытные компьютерщики и разобрались бы. Плевать. Джим был доволен, вот что важно.
Я же всё больше и больше погружался в новую реальность. Это сопровождалось побочными эффектами: навязчивые мысли (чаще об убийстве), неконтролируемые эмоции (особенно смех и особенно тогда, когда я переосмысливал нечто, о чём раньше не задумывался), пока лёгкие нотки диссоциации (я подолгу мог смотреть на себя в зеркало, изучая нового человека) и проблемы со сном. Последнее — загадка для меня. Может это от стресса какого-нибудь, но стресса как такового я не ощущал.
Обо всех этих изменениях я не говорил дяде. Скорее всего он и так всё замечал, потому что даже Моран стал чаще комментировать моё поведение:
— Если так пойдёт дальше, я уволюсь. Психушка на выезде.
— Ты чего там увидел? На себя насмотреться не можешь?
— Нет, я не собираюсь участвовать в твоём эксперименте. Выкапывай скелетонов сам.
— Это уже третья кружка за утро? Не манипулируй.
И тому подобное. Правда одно его замечание заставило меня задуматься:
— Интересно, будь твой папаша жив, появилась бы мафиозная семья Мориарти?
Редкие упоминания моего отца по прежнему на меня не действовали. Мне стало казаться, что это всё из-за Джима, ведь теперь у меня есть пример для подражания, и какая разница чья сперма была использована. Поэтому задумался я не о самом моём отце, а снова же о дяде. Я воображал, что думал об Адаме Джим. Никаких эмоций я не замечал, поэтому никакой информации, соответственно, не получил. Лишь догадки и пустые предположения. Джим точно знал, что его брат погиб, что он мёртв, мертвее некуда; так же он был в курсе, что у его брата есть сын, то есть Мориарти осознавал, что у него есть племянник — всё, что осталось от его брата. И в те минуты, когда он трахал меня… он пытался так унизить Адама? Хотел поиметь его единственного отпрыска? Или наоборот был без ума от идеи, что я существую? Когда я об этом подумал, то понял, что меня не смущают и не огорчают мысли о мёртвом отце. Весь мой мозг занимают лишь сцены нашего с дядей секса. Многие на это закатили бы глаза, фыркнули, подумали бы какой я урод. Но я напомню, что всё моё мировоззрение менялось. Привычные остальным людям вещи искажались. Я смотрел на всё через авиаторы Мориарти.
Но также с моих глаз всё ещё не слезали розовые очки, с которыми я смотрел на Джима. Так что в голове у меня была каша, из-за которой у меня часто менялось настроение и беспорядочный поток мыслей ухудшал нормальное восприятие реальности.
Пока я восстанавливал ногу, Себастьян потихоньку помогал мне с этим: он был словно моим личным тренером. Мы занимались по несколько часов в день. Меня разве что на руках не носили. Хотя нет. Носили. Первый и второй день я еле мог ходить самостоятельно, поэтому Моран иногда помогал мне на лестницах. Он хотел, чтобы я делал всё сам, но видя моё искажённое
