Он поднялся со стула, подошел и сел рядом.

– Открою тебе секрет, – сказал он, привлекая девушку к себе. – Я не собираюсь оставлять тебя, во всяком случае сегодня.

Она вырвалась и вскочила на ноги.

– О, нет! Ничего такого не выйдет. Я так легко не сдаюсь. Нет, уходи, я найду способ снова найти тебя.

Она потянулась к халату, но он схватил ее за руки.

– Нет, – прошептала она, вырываясь. – Прекрати, Гарри… Ты не должен…

Он закрыл ее губы своими. Какое-то время она еще продолжала вырываться, потом ее руки обвились вокруг его шеи.

– Убирайся к черту! – пробормотала она невнятно, а потом всхлипнула: – Ну, ты можешь обнять по-человечески!

Утренний свет легко проник в комнату сквозь безвкусную ситцевую штору. Сердито прокричав, молочник с громким стуком поставил у входа бутылки. Чуть позже постучал почтальон.

Джуди шевельнулась, потянулась и зевнула. Сквозь полуоткрытую дверь ванной доносился шум льющейся воды. Она удовлетворенно развела и свела ноги под одеялом и сонно спросила:

– Получил, что хотел, Гарри, а?

– Мне нужен чай через несколько минут, разве ты не встала?

– Еще чего, – отозвалась Джуди, переворачиваясь и натягивая одеяло до подбородка. – Потерпишь.

– Как бы не так, – Гарри появился в дверях с полотенцем на бедрах, и она подумала, что он похож на боксера: мускулистый, поджарый и загорелый. – Вылезай, пока я сам тебя не вытащил.

– Иду, – не очень охотно подчинилась Джуди и откинула одеяло, ловя его взгляд. – Еще нет десяти.

– У меня много дел в это утро, – Гарри не обратил внимания на ее призыв и снова скрылся в ванной.

Джуди нехотя пошлепала на кухню и поставила чайник на газ.

Смешно, думала она, мне кажется, будто он был здесь всегда, будто он часть моей жизни. Ну почему он такой скрытный? Ночью они говорили, и Джуди пыталась выведать что-либо о его жизни, мыслях. Однако все время наталкивалась на какой-то барьер легкомысленности, который Гарри воздвиг вокруг себя, превращая все серьезное в шутку.

Когда девушка вернулась с чаем, он был уже одет.

– Гарри… Эти кольца… Я беспокоюсь. Занимаясь этим, трудно долго продержаться. Ты же сам знаешь.

Он взял у нее чашку и рассмеялся.

– Ради бога, не начинай заботиться обо мне… Заботься о себе, если тебе так нужно заботиться.

– Но я беспокоюсь.

– Послушай-ка, мне предстоит провести в этом мире всего ничего, еще лет сорок, при везении, – сказал он. – Что такое сорок лет? Пустяк. А потом черви и темнота. А раз так, я собираюсь наслаждаться жизнью, пока могу. Без денег это невозможно. Деньги – это машины, бензин, одежда, обувь. Это ночь на бегах в «Уайт-сити», это партия в покер и кресло в театре. Это все, что ты пожелаешь. Я пытался трудом зарабатывать себе на жизнь, но из этого ничего не вышло. Я был на войне, внес свою маленькую лепту в победу, а теперь хочу отдохнуть. Пока у меня есть деньги, я знаю, что делать с ними, и пользуюсь этим.

– Но что будет хорошего, если ты десять лет проведешь в тюрьме? – спросила Джуди, надеясь, что, наконец, он ответит серьезно, раз уж пустился в рассуждения.

– Приходится быть ловким. Три года мне удавалось избегать ее и сейчас удается.

– Если бы не я, ты уже сидел бы там, – напомнила Джуди.

– Не стоит так думать. Всегда кто-то окажется под рукой. Если бы ты не взяла кольца, я избавился бы от них иначе. Не впервой.

Это раздосадовало и обидело Джуди. Ей хотелось думать, что именно она спасла его от тюрьмы и именно для себя.

– И ты всегда крутишь любовь с женщинами, которые выручают тебя? Это у тебя вроде вознаграждения, да? – вскинулась она.

– Ты смешная, малышка, – рассмеялся он, – я забочусь о тех, с кем кручу любовь. Скоро ты в этом убедишься.

Раньше она никогда не мучилась ревностью, но сейчас сознание того, что и другие женщины знали его так же близко, как она, было ей мучительно.

– Гарри… кто эта женщина, Дана, та, что звонила?

– Моя мать, – ответил он, решительно поднимаясь, – чудесная старушенция. Ты ее полюбишь.

– Я не привыкла, чтобы со мной так обращались, – возмутилась Джуди, вскакивая. – Прекрати эту возню со мной! Кто она? Я хочу знать!

Он нахмурился, потом снова рассмеялся.

– Не дави на меня, Джуди, она просто знакомая девушка. Тебе не о чем тревожиться, она и половины не стоит того, что ты. И ничего для меня не значит.

– Откуда она знала, что за тобой охотятся флики?

– Она ясновидящая. Увидела старину Доусона среди чайных листьев.

– Прекрати трепотню! – Джуди не могла успокоиться.

– Занимайся своими делами, – мягко проговорил Гарри, но в его глазах сверкнул жесткий огонек.

Наступила долгая пауза, в течение которой они оба смотрели друг на друга. Джуди первой отвела глаза. Она поняла, что так ничего не добьется, и решила переменить тактику.

– Отлично, не отвечай, если тебе так хочется выглядеть таинственным, – сказала она, пытаясь демонстрировать безразличие. – Хочешь еще чаю?

Он отставил свою чашку, закурил и зевнул.

– Через минуту мне надо бежать, – произнес он, глядя на часы.

Она снова почувствовала тревогу. Он может уйти из ее квартиры, и она никогда больше его не увидит.

– Где ты живешь, Гарри? – спросила девушка, наливая чай.

– Даунинг-стрит, 10. У меня маленькая квартирка на последнем этаже. Это очень удобно, поскольку у нас с премьер-министром общий лакей.

Это бесполезно, сникла Джуди. За его шутливостью таился независимый характер, не терпящий чужого влияния. Ей нельзя было действовать прямолинейно, в лоб. Возможно, позже, когда ей удастся завоевать его доверие, она чего-нибудь добьется. А пока…

Джуди добродушно упрекнула:

– Ты когда-нибудь бываешь серьезным?

– А для чего мне быть серьезным? Ешь, пей, делай деньги и люби, потому что завтра станешь добычей червей. У меня нет времени на то, чтобы быть серьезным. Развлечения требуют много труда.

– Значит, я так никогда и не узнаю, где ты живешь? – А сама думала: эта женщина живет с ним, вот почему он не хочет говорить.

– Иногда ты бываешь поразительно догадлива, Джуди.

– Хорошо, продолжай играть в таинственность, – сердито произнесла Джуди и отвернулась.

– Чем меньше ты будешь знать обо мне, тем будет лучше, – сказал он и взял пальто. – Так как насчет той работы, Джуди?

– Что ж, я согласна. Думаю, мне лучше за нее взяться, – неохотно проговорила она. – Что мне предстоит делать? Быть горничной и больше ничего?