Повариха устроилась напротив, подперла ладошкой лицо и стала смотреть, как он ест.

— Рубашка у тебя несвежая, Женя…

«И как она видит все под полушубком?» — поразился водолаз, но спорить не стал.

— Женился бы, что ли? Смотреть некому за тобой… — искала подход повариха.

«На тебе только женись, — соображал Женька, с удовольствием разглядывая красивые Анютины губы, — не разженишься…»

2. Метель

Ночью забуранило. Снежная крупа хлестала по вагонам. Кричали лебеди, уходили с мерзлых озер.

Михайлов растолкал Женьку раным-рано. В вагоне было темно, электростанция еще не работала.

— Спят, сволочи! — ругался Женька на механиков. Он нащупал рюкзак и потащился босиком в комнату к старшине, там горела свечка, оглядеться можно было. Толя Чернявский сидел на кровати в одних трусах и качал сонной головой.

— Белья — по две пары, — командовал Михайлов. — Вода — лед.

— Нам бы твои заботы, — злился Женька. — Поднял — черти в кулачки не бьют!..

Чернявский одевался молчком, не проснулся еще. Пришла Анюта, принесла термос с чаем. «Жидкий опять», — подумал Женька.

— Крепкий — не думай, — сказала Анюта. — А свет сейчас дадут, я механиков разбудила.

Спираль в лампе слабо засветилась, а потом разгорелась и стала давать исправный свет.

Пришел моторист с катера, большой, сапоги до бедер — полкомнаты занял. Вытер снег на лице мазутной рукой и уставился на Михайлова.

— У тебя температуры нету?

— А что? — спросил Михайлов.

— Ты выйди, выйди, — посоветовал моторист. — Охолонь. Ты на реку погляди. Я же вас, как котят, утоплю и сам пузыри дам…

— Правда, Женечка, крутит — не видать ничего, — вставила Анюта, словно Женька тут был начальником, а не Михайлов. Старшина сурово взглянул на повариху, но промолчал, не до нее было.

Пошли на волю. Большой фонарь на электростанции еле светил, а до него и десяти шагов не было.

— Да, — сказал старшина Михайлов и больше ничего сказать не мог, потому что рот забило снегом.

Отошли за ветер, под стену, чтобы можно было дышать.

— Буря мглою небо кроет, — продекламировал Толя Чернявский, а Женька думал, он скажет, что вьюга смешала землю с небом. Женька рассердился, что не угадал.

— Накроешься и ты… — пообещал он Толе.

Из снега вышел капитан земснаряда, в шубе и фуражке с крабом, подошел к водолазам.

— Подпиши акт, — сказал он Михайлову. — Лебеди уходят…

Лебеди орали над самым вагоном, Женька задрал голову, но ничего не увидел.

— Пойдем старика будить, — позвал Михайлов капитана, и все полезли в вагон.

Три Ниточки прел в теплом белье под спальным мешком. На бритом лице морщины сдвинул, думал что-то во сне.

— Не узнаешь, Прокопьич? — капитан продвинулся вперед. — Лебеди уходят…

— Давай акт, — сказал Три Ниточки и сел на кровати. — А я уж думал — отплавал ты…

Три Ниточки расписался в бумаге и отдал ручку Михайлову, тот тоже расписался.

Капитан аккуратно свернул бумагу и спрятал в дальний карман, чтобы не промокла.

— Попробую протолкнуться, — сообщил он, пожал всем руки и пошел из вагона.

— Давай, — кивнул Три Ниточки, когда капитан ушел, — толкайся.

— А не подведет кэп? — забеспокоился Толя. — Оставил уступ — будем ковыряться, как на Баграсе.

— Подведет, — обнадежил Три Ниточки и полез в меховой мешок досыпать.

Михайлов и Толя ушли к себе, а Женька вышел наружу, посмотреть погоду. Стало посветлее, капитан земснаряда завел сирену, чтобы слышали, что он идет по реке.

— Вот садит! — сказал Женька насчет снега и плюнул в летящую у глаз белую стену.

«Ке-гек, ке-гек…» — гуси пролетели над самой головой, едва в вагон не шарахнули — прижало ветром. И лебеди кричали во всех концах, но близко не пролетали, шли стороной.

«Отдышутся на Оби, не сдохнут», — решил Женька.

В соседней комнате Михайлов воспитывал Толю Чернявского.

— Вы когда с Женей к нам прибыли? — спрашивал Михайлов.

— Весной. — Чернявский не ждал подвоха и улыбался.

— Стаж, что и говорить, — похвалил старшина. — Ты уж и про уступы знаешь, которые в траншее земснаряд может оставить. Специалист! Ну, а слыхал ты, к примеру, что Мочонкин с этим капитаном здесь уже вкалывали, когда тебя и на свете-то не было.

Опять пришла Анюта. «Спала бы, — подумал Женька, — мерзнет ходит…»

— Ребята спрашивают, как с работой? — сказала повариха. — Актировать день будут или что?

Женька пошел будить Три Ниточки, чтобы решал, как жить дальше.

Погода не дала работать три дня. Крутило, хоть не выходи. Три Ниточки все дни писал письма и отчеты, а Женька мучил транзистор, письма писать ему было некому.

— Снег пойди отгреби, — посоветовал на второй день Три Ниточки. — Не вылезем скоро.

Занятие Женьке понравилось: работай сколько хочешь — сыплет и сыплет. Он решил выходить каждый час, а в перерывах вступал со стариком в беседу.

— Детям пишете? — интересовался Женька.

— Им, — соглашался Три Ниточки и писал дальше.

Разговор на том заканчивался, и Женька ждал, когда придет время отбрасывать снег, смотрел на часы.

Как-то Три Ниточки разговорился и описал Женьке всех дочерей и сынов, кто где и чем занимается.

— Собрать бы как-нибудь всех, — мечтал Три Ниточки. — Дом есть в Николаеве…

— За чем дело стало? — спрашивал Женька.

— Где там, — вздыхал Три Ниточки. — Разве что помру — соберутся. А так — не собрать, однако…

Мочонкин надоел Женьке: пишет и пишет, под вечер Кузьмин решил сходить к Анюте, есть захотел и вспомнил.

В столовой поварихи не оказалось.

Женька стал пробираться к вагону, где жила Анюта, пришел и ткнулся вместо двери в сугроб, присыпало.

— Женя?! — обрадовалась повариха, когда он откопал ее. — Не могу выбраться… Ладно еще ребята с той стороны топят — тепло, а то бы замерзла вовсе. Стучала в стену — не слышат, тамбур там…

У Женьки запершило в горле, но он справился.

— Вечно у тебя — не как у людей. Везде двери внутрь ходят, а у тебя что?..

— А я-то при чем? — удивилась Анюта. — Как сделали, так и висят…

Женька ушел, решив, что переделает дверь, как утихнет погода.

Стихло ночью. Вызвездило, и тучи куда-то ушли.

— Пойду взгляну на реку, — придумал Три Ниточки и стал собираться.

Старик не спал, и Женька не спал — надоело.

— Пошли, — сказал Три Ниточки. — Тоже зря кровать давишь.

Снег замерз и скрипел, как хромовые сапоги. «В унты пора лезти, — думал Три Ниточки. — Зима». Старик опасался, что не успела дойти землеройка до места и жалел капитана, у того в Омске находилась семья.

Обь не встала. Черная вода шла в белых берегах, как прежде, только под берегом шуршал ледок, а дальше было все чисто.

Женька пригляделся внимательно:

— А река-то вроде горбатая?..

— Верно — горбатая. Воды много, а берега не пускают, вот и пучится на середке, — подтвердил Три Ниточки. — Пошли спать, ноги околели.